Тонио удивленно вскинул брови.

– О, если тебя мучает совесть из-за слуги Божьего, – сказал он, – позволь тебя успокоить. Он таковым не является. Вернее, таковым не был. Это бродяга и мошенник, каковых здесь большинство. – Он сурово покачал головой. – Я, помнится, подарил тебе нож. Почему ты не воспользовался им? Надо быть осмотрительнее, на имперских дорогах какого только сброда не водится… Тебе повезло, что я оказался рядом.

– Спа… спасибо, – пробормотал Иоганн.

На него вдруг навалилась страшная усталость. В глазах на миг потемнело, и он привалился к балке.

– Как видно, я снова тебя выручил, – сказал Тонио.

Он схватил за плечо ослабевшего юношу и повел в глубь конюшни. Только теперь Иоганн увидел знакомую уже повозку и мерина.

Он без возражений влез под полог. Внутри царил полумрак, и разглядеть удалось не много. По обеим сторонам, похоже, стояли несколько сундуков, сверху свисали пучки засушенных трав и всякое другое. В воздухе стоял сладковатый запах, от которого клонило в сон. Тонио щелкнул языком, и повозка выкатила через открытые ворота под проливной дождь.

– Теперь уж простым спасибо ты не отделаешься, – объявил он. – И я, кажется, уже знаю, как ты мне отплатишь.

Повозка катила сквозь сумерки, прочь от деревни, и дождь, не смолкая, барабанил по навесу.

* * *

Дальше ехали в молчании. Иоганн все ждал, что за ними ринется разъяренная толпа или настигнет на своей лошади толстый торговец. Но он напрасно опасался. Юноша так замерз, что стучал зубами; одежда на нем промокла до нитки. До сих пор у него не укладывалось в голове то, что с ним случилось. Он едва избежал смерти и потерял все свои деньги! Даже посох, который Иоганн взял в память о Мартине, остался в трактире.

Но больше всего пугала та невозмутимость, с какой Тонио перерезал горло монаху, как мясник свинье или теленку. Однако потом Иоганн с ужасом вспомнил, что бродяга в рясе францисканца сам едва не прирезал его за горстку грязных монет. И как ему только в голову пришло пуститься в путь в одиночку, без спутников, охранной грамоты и лошади! Собственная глупость едва не стоила ему жизни.

Повозка со скрипом катила дальше. Сквозь дыру в навесе Иоганн видел лишь темный силуэт Тонио. Скоро опустилась ночь, но дождь, по крайней мере, прекратился.

Когда глаза привыкли к темноте, Иоганн смог оглядеть внутреннее убранство повозки. Посередине имелось небольшое углубление, укрытое тростником, – вероятно, оно служило Тонио кроватью. То, что он приял за сундуки, оказалось лавками, под которыми помещались вещи астролога. Под потолком среди трав висела большая ржавая клетка с вороном и двумя воро́нами. Она покачивалась в такт движению, и ворон неотрывно смотрел на Иоганна; было что-то человеческое в его взгляде. Воро́ны беспокойно перебирали когтями по жердочке, словно чуяли какую-то опасность. Впервые Иоганн получил возможность получше рассмотреть птиц. Ворон пугал его больше всего. На вид он был невероятно стар, с облезлыми перьями, щербатым клювом и настороженным взглядом.

Внезапно повозка остановилась. Навес со стороны козел отдернулся, как занавес, и Тонио заглянул внутрь. Внимательно посмотрел на Иоганна.

– Ты замерз, – отметил он. – Если так и дальше пойдет, ты, чего доброго, простудишься и помрешь. И не видать мне твоей благодарности… – Он не потрудился объяснить, что имел в виду, а лишь бросил Иоганну толстую, пропахшую сыростью попону. – Накинь это и выходи, поможешь мне с костром. Ну, пошевеливайся!

Они остановились чуть в стороне от дороги, среди вымокших елей. Выстукивая зубами от холода, Иоганн искал в темноте дрова, чтобы были не такие сырые.