– Ясно, – сказал Юрий. – Подумаем, чем тебе помочь. У меня, по-моему, где-то был туристский топорик. Много дров им не наколешь, так ведь тебе там не зимовать.

– Надеюсь, – сказал Светлов. – Слушай, а что Мирон говорит? Долго мне числиться в похищенных?

– Он взял с меня слово, что я буду молчать ровно неделю, – сказал Юрий. – Но мне почему-то показалось, что он сам толком не знает, как будет выпутываться из своего вранья.

– Козел, – повторил Светлов. – Ну ладно, будь здоров.

– Не вешай нос, робинзон, – сказал Юрий. – Звони, если что.

– Договорились, – сказал Светлов и отключился.

«Бред какой-то, – подумал Юрий, кладя трубку. – Если хозяин так боится воров, что увозит с собой топор, то зачем он, в таком случае, оставляет в доме продукты и даже водку? Или все это завезли специально к приезду Светлова, а про топор и ножи просто забыли в спешке? Интересно, о чем они думали, когда ставили в кладовую ящик водки? На кого рассчитывали? Да ну их к черту, надоело…»

Он пошел на кухню и, дойдя до холодильника, вспомнил, что ни ветчины, ни хлеба в доме не осталось. Без ветчины он бы как-нибудь обошелся, но вот без хлеба… Есть без хлеба Юрий не привык, из чего следовал вывод, что надо идти в магазин.

Юрий поскреб ногтями живот под майкой, зевнул и нерешительно потоптался на месте. Идти или не идти? С одной стороны, как будто лень, а с другой – надо. Не сидеть же до завтра без хлеба только потому, что с утра решил проторчать весь день дома! Правда, до завтра осталось всего ничего, но есть-то хочется уже сегодня!

Телевизор в комнате продолжал бормотать – кажется, опять передавали новости. Юрий выглянул из кухни и увидел на экране знакомый подъезд здания, в котором размещалась редакция “Московского полдня”. Услышать, о чем шла речь, он не успел: картинка сменилась, и сексапильная брюнетка, приняв соблазнительную позу, принялась нежно водить указкой по метеорологической карте, предсказывая переменную облачность и кратковременные осадки.

Юрий подошел к телевизору и вывернул ручку регулятора громкости влево до щелчка. Изображение мигнуло и погасло, оставив после себя яркую звездочку в центре экрана, свидетельствовавшую о том, что кинескоп готовится отдать богу душу.

Он присел у стола в кухне, придвинул к себе фарфоровую пепельницу в виде синей рыбины с широко разинутым ртом и золотыми плавниками и закурил. Увы, голод от этого не прошел, а, наоборот, усилился. Смутная тревога не проходила.

«А может, это у меня с голодухи, – подумал он рассеянно. – Бывает же так: мечешься, места себе не находишь, а пожевал чего-нибудь – глядишь, и успокоился…»

«Странно, – подумал он, – зачем, в самом деле, Мирону понадобилось заказывать статью, которую он заведомо не собирался публиковать? Или собирался? Да нет, если бы собирался, то не стал бы затевать эту мистификацию с похищением. А Светлов продолжает писать, и гонорарчик ему платить придется. Мирон не может этого не понимать. Тогда какого черта он крутит?..»

Он представил себе Светлова, который сидит и от нечего делать барабанит на пишущей машинке, а вокруг на десять километров ни одной живой души. Даже топор не у кого попросить…

Юрий медленно встал, не донеся до губ сигарету. Так же медленно он затолкал окурок в рот фарфоровой рыбины и вышел из кухни, ступая так осторожно, словно боялся расплескать что-то невидимое. В комнате ему удалось взять себя в руки, и он перестал красться, как идущий по тропе войны индеец. В ванной он пустил из крана холодную воду, поплескал себе в лицо, чтобы окончательно проснуться, и некоторое время стоял, уставившись на свое отражение в старом потемневшем зеркале, которое висело над умывальником.