Школьников отпер парадную дверь и вошел в просторный холл, тускло освещенный отблесками горевших на веранде ламп. Свет проникал через два высоких узких окна, расположенных по бокам двери. Владислав Андреевич щелкнул выключателем, и вдоль стен помещения зажглись скрытые светильники. Повесив на стоявшую в углу старомодную вешалку красного дерева шляпу и плащ, Школьников неторопливо двинулся в глубь дома.

Он любил этот дом и приезжал сюда, как только у него выдавалось несколько свободных часов. Субботний вечер и воскресенье он проводил здесь почти всегда, нарушая эту традицию только тогда, когда случалось что-то экстраординарное. Владислав Андреевич не тяготился одиночеством: он слишком хорошо знал людей, чтобы страдать из-за их отсутствия. У него были книги, ружья и, на самый крайний случай, телевизор и видеомагнитофон с набором любимых фильмов – в основном старых комедий от Чаплина до Рязанова и Данелия. Помимо этого, в доме имелась прекрасно оборудованная столярная мастерская, где Владислав Андреевич периодически предавался любимому занятию – мастерил скворечники. Скворечники у него получались затейливые, невиданных конструкций и очень красивые, но вот беда: скворцы почему-то наотрез отказывались селиться в этих резных теремах, предпочитая выводить птенцов где попало. Школьников на скворцов не обижался: в конце концов, хобби есть хобби, и ждать от него какой-то практической отдачи не приходится.

Первым делом он заглянул в подсобное помещение и включил электрический обогреватель, который отапливал дом и грел воду для хозяйственных нужд. Лезть в сауну Владиславу Андреевичу сегодня не хотелось, а вот душ принять следовало, да и протопить в доме тоже не мешало: все-таки на дворе стоял не август, а всего лишь март, и вечнозеленая травка во дворе только-только пробивалась сквозь истончившуюся броню почерневших сугробов. Ночь, судя по всему, ожидалась ясная, с морозцем, а мерзнуть Школьников не любил.

Нагреватель едва слышно загудел, на его округлом боку цвета слоновой кости зажглась оранжевая лампочка. Владислав Андреевич проверил уровень воды в баке и вышел из подсобки, которую про себя именовал бойлерной. Теперь можно было переодеться в домашнее, выпить рюмочку-другую коньячку и, может быть, сыграть с самим собой партию в бильярд, дожидаясь, пока нагреется вода.

Школьников ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и неторопливо двинулся в гостиную, намереваясь заглянуть в бар и отдать должное его богатому содержимому. Он переступил порог и замер, не дотянувшись до выключателя.

В комнате кто-то был.

На фоне освещенного снаружи окна виднелся четкий, словно вырезанный из плотной черной бумаги, силуэт человеческой головы. Пахло табачным дымом, и Владислав Андреевич разглядел тлеющий красный огонек сигареты, которую держал в руке незнакомец.

Незваный гость молчал. Владислав Андреевич подождал несколько секунд, давая сердцу войти в нормальный рабочий ритм, и щелкнул выключателем.

Тяжелая чешская люстра под потолком вспыхнула, как праздничный фейерверк, моментально залив гостиную ярким светом. Владислав Андреевич взглянул на человека, который сидел в кресле у окна, и нахмурился.

Гость легко встал, небрежно потушив сигарету в стоявшей на журнальном столике пепельнице. Он был высок и худощав. Темный плащ свободно свисал с его широких прямых плеч, серые глаза смотрели с узкого незагорелого лица холодно и, как показалось Владиславу Андреевичу, насмешливо. Похожий на след сделанного скальпелем разреза рот был плотно сомкнут, а редеющие светлые волосы были зачесаны назад, открывая высокий узкий лоб.