Теперь моя жизнь стоит меньше, чем несколько медяков в моем кошельке, и если все пойдет хотя бы наполовину так, как я себе представляю, то я лишу Организацию удовлетворения покончить со мной собственными руками. Вернувшись отдохнуть в свою спальню, я не отказал себе в удовольствии и несколько минут занимался анализом своих действий и побуждений.

Речь идет не о фатализме, овладевшем неким лиорном, слишком серьезно воспринимавшим жизнь, или о самоубийственном безумии, которое ненадолго охватило меня после того, как я не выдержал пыток. Просто обстоятельства складывались так, что у меня оставалось все меньше и меньше возможностей для выбора – в результате последняя и оказалась единственно верной.

И тут вставал следующий вопрос: когда я вдруг решил, что нужно совершать правильные поступки, а не руководствоваться практическими соображениями? На улицах Южной Адриланки? Или в лавке деда, когда он просто и прямо сказал, что мне не следует делать то, что я делаю? Или это случилось в тот момент, когда я окончательно понял, что женщина, на которой я женат, потеряна для меня навсегда, и что новой Коти я больше не нужен? Или причина в том, что я столкнулся с проблемой, решить которую невозможно, прикончив определенного человека? Более того, получить необходимый результат я мог, лишь оказав услугу Империи, которую ненавидел.

И тут я неожиданно понял, что произошло с Коти: она свою ненависть к драгейрианам перенесла на Империю. Есть глупцы, которые думают, будто можно прожить жизнь без ненависти, они полагают, что человек не должен ее испытывать, – у меня никогда не возникало подобных проблем. Но иногда ненависть может обмануть вас в такой же степени, как любовь, и результат будет таким же страшным. По меньшей мере несправедливо считать, что я ненавижу драгейриан, ведь все мои близкие друзья принадлежат к этой расе. Возможно, ненависть к Империи Коти, которую я теперь по-своему разделял, была более осмысленной, но в конечном счете разочаровывающей. Нойш-па прав: ненависть неизбежна, однако нельзя позволять ей взять над тобой верх.

Уж не знаю, как мне следовало оценивать свое нынешнее положение, но я признал, глядя в потолок и скрыв свои мысли от Лойоша, что все это не имеет значения. Приняв решение поступать “правильно”, а не “практично”, я внес в свою жизнь необратимые изменения. Однако как только ты позволяешь себе увидеть необходимость, обнаруживаются две вещи: первое, возможность выбора настолько ограничена, что образ дальнейших действий становится очевидным; и второе, тебя охватывает чувство поразительной свободы.

Завтра Влад Талтош, джарег и убийца, так или иначе будет мертв. Я позаботился о том, чтобы привести все свои бумаги в порядок, и решил, что время, отпущенное на анализ собственных действий и побуждений, истекло.

Однако я отчаянно надеялся, что у меня еще будет возможность поделиться своими соображениями с Богиней Демонов перед тем, как все будет сказано и сделано.

Поздним утром меня позвали в нижнюю мастерскую Маролана, где он обычно производил свои эксперименты с магией. Я ужасно нервничал. Иными словами, меня охватил страх.

По пути я зашел за Айбином. Сетра, Деймар и Маролан уже собрались в мастерской, рассматривали черный камень и обсуждали какие-то проблемы. Они посмотрели на нас, и Сетра сказала:

– Эй, Влад, лови. – И бросила мне камень. – А теперь попробуй что-нибудь сказать псионически. – Я попытался, но получилось так же, как на Гринери, – никого не оказалось дома.

Я пожал плечами.

– А теперь, – предложила Сетра, – смотри. – Она сделала жест рукой, и моя рапира начала вылезать из ножен. Сетра остановила руку, и рапира скользнула обратно.

– Ну? – сказал я.

– Камень не оказывает влияния на волшебство.

– Хорошо. Но тогда…

Она подняла руку:

– А теперь, если не возражаешь, покрути Разрушитель Чар.