Крессида покинула этот дом, а вместе с ней Арабию покинули надежды вновь обрести счастье. Так к чему же теперь заботиться, заперта дверь или нет?
— Кто бы мог подумать, что меня так легко запугать? — обратилась старая леди к своему верному попугаю. Ахмет издал воинственный клич: дескать, мы еще посмотрим, кто кого.
Арабиа прошла в прихожую и отперла дверь, нарочито громко повернув ключ в скважине, потом вернулась в ярко освещенную комнату и стала ждать.
17
Крессида стоически терпела общество Даусона до Паддингтона, но, когда юноша выказал желание проводить ее на платформу, решительно воспротивилась:
— Спасибо, не стоит. Поезжайте домой…
— Но ма велела…
— Не имеет значения, что вам велела мать. Уезжайте. Я хочу побыть одна.
Даусон недоуменно пожал плечами, затем протянул ей руку. Крессида раскаялась, что была резка с мальчишкой.
— Извините, но я не в состоянии больше говорить об убийствах.
Даусон неохотно кивнул.
— Это потому, что вы были очень близки к смерти. — Он неуклюже помахал ей на прощание, и Крессида осталась одна.
Купив билет, она прошла на платформу. Туман клубился над путями и висел клочьями в желтоватом свете электрических фонарей. На перроне стояла обычная суета. Подошел поезд, пассажиры хлынули к турникетам.
Крессида представила, как, сойдя на своей станции, будет искать взглядом рыжую голову и серьезное лицо Тома, и вдруг вспомнила, что не позвонила ему и не сообщила о своем приезде.
У нее еще оставалось время сделать это. Телефонная будка пахнула на нее прокуренным воздухом. Крессида почувствовала, что у нее закружилась голова, совсем как когда она сидела взаперти в затхлом пространстве шкафа среди платьев Люси. Люси… Ее загадочная история, притворная теплота Арабии, странным образом обернувшаяся ненавистью… Вежливый настойчивый голос мистера Маллинза, уверявшего, что старая леди вполне благоразумна и здорова… Запах красных роз… Жемчужная нить на туалетном столике… Джереми сказал…
Джереми! Он пригласил меня сегодня на ужин, а я даже не оставила ему записки. О, как это невоспитанно! Надо вернуться и извиниться. Да, да, конечно, я должна вернуться в Дом Дракона. Туда, где, прижавшись к оконному стеклу, Арабиа с детской тоской наблюдала за моим отъездом, туда, где в уютном подвале, пахнущем красками, Джереми и Мимоза, туда, где тень Люси, запах ее духов, позабытые песни… Как можно было поддаться панике и убежать от всего этого?
Так и не воспользовавшись телефоном, Крессида решительно вышла из будки и направилась на стоянку такси.
У Дома Дракона она расплатилась с шофером и храбро поднялась по ступеням парадного входа. Дверь оказалась незапертой, холл заливал свет, и ни одной живой души. Ноги сами понесли Крессиду к комнатам Арабии. Она резко постучала.
— Кто это? — донесся шепот.
— Это я, Крессида. Я вернулась. Позвольте мне войти.
Дверь отворилась. Недоверие на горестном, постаревшем, осунувшемся лице Арабии сменилось неподдельной радостью:
— Моя дорогая девочка! Мое дорогое любимое дитя!
Сухие старческие руки протянулись к Крессиде и втащили ее внутрь. Только заперев дверь на ключ, старая леди, потеряв самообладание, прильнула к Крессиде.
— Успокойтесь, дорогая, успокойтесь. — Крессида утешала ее, как ребенка. — Я вернулась и не собираюсь уезжать.
— Вы не должны были возвращаться, — вдруг резко сказала Арабиа. — Вы очень глупо поступили. Это слишком опасно.
Крессида погладила ее по плечу.
— Я очень беспокоилась за вас и потому вернулась.
Глаза Арабии широко раскрылись, лицо порозовело. |