— Надо вам сказать, что я и так был предельно скромен, — ответил Владимир, продолжая перекладывать в сумку извлеченную из-под одежды экспроприированную пищевую продукцию.

В сумке вскоре очутились всевозможные мыслимые и немыслимые мясные изделия, а также сыр, алкогольные напитки, фрукты и молочные продукты — это, вероятно, для утренней опохмелки, потому как, скажем, кефир идет не хуже рассола или пива.

Когда все это добро переместилось в сумку, она распухла до размеров почти что тихоновского баула и уж заведомо превосходила по объему вторую сумку Алексея.

— Копперфильд, е-мое, — наконец обрел дар речи Тихонов. — Это как же так?

— Кризис, знаете ли, — произнес Владимир, поймав на себе определенно одобрительный взгляд девушки, в глубине которого таилось восхищение. — Да и надо же в кои-то веки дать выход врожденной клептомании. Это у нас наследственное, если не ошибаюсь, Илюха тоже время от времени повторяет мои, как ты выразился, копперфильдовские штучки, когда кончаются деньги. К тому же я не думаю, что господин Берг сильно обеднеет от нанесенного его супермаркету убытка. Надо же чем-то кормить первичную ячейку общества.

— Это что еще за терминология?

— Первичная ячейка общества — это в переводе с марксистско-ленинского на русский будет семья. Правда, Илюха сейчас валяется в больнице, так что в эту первичную ячейку вхожу я, моя персона и я сам.

Манекенщица приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, но промолчала и только, скользнув насмешливым взглядом по нелепо ворочающему выпученными глазами Тихонову, еле заметно улыбнулась…

Глава 2 ЖЕРТВА КЛЕПТОМАНИИ И АБОРТА

Явление Свиридова народу, представленному, как мы помним, обезьяной Наполеоном, котом Тимом и попугаем Брателло, а также Афанасием Сергеевичем Фокиным, вызвало бурное одобрение последнего.

— Видно, низкие цены в этом "Айсберге", если за несколько рублей тебе впарили такой питательный… м-м-м… — Фокин замялся, вероятно, подбирая подходящее слово, но в это время более прагматично оценивший момент Наполеон, не растрачивая себя на словоизлияния, подскочил к сумке, принесенной Свиридовым, и с силой потянул на себя.

Та опрокинулась, и апельсины, мандарины, колбасы, бутылки покатились по полу.

Фокин головокружительно выругался и принялся подбирать продукты, а Свиридов опустился на диван и, взяв за ухо нашкодившего тезку великого французского императора, дернул два раза, приговаривая:

— Не лезь поперед батьки в пекло, жертва эволюции… сколько раз я тебе говорил…

— Вор у вора дубинку украл, — бормотал Фокин, собирая рассыпавшиеся товары от "Айсберга".

— В роли дубинки выступает, конечно, вся эта продукция, — невозмутимо откомментировал Владимир.

— Тут тебе звонили, — проговорил Фокин. — Какой-то мужик с дрожащим голосом.

Говорил, что он от Маркова.

— От кого?

— От Маркова, — повторил отец Велимир.

— Что ему нужно?

— Он хотел лично встретиться с тобой.

— Марков?

— Нет, мужик, который говорил, что он от него.

Свиридов взял яблоко — из числа позаимствованных в супермаркете — и с хрустом откусил. Медленно разжевал, проглотил и только после этого произнес:

— А Марков забыл, что все это нужно согласовывать со мной. Или он подумал, что если я не работаю уже два месяца и промышляю такими мелкоуголовными продуктовыми экзерсисами, как сегодняшний клептошопинг, то встал на один уровень с его шавками?

В металлическом голосе Владимира определенно звучало неодобрение.