К телецентру подошел автобус. Из него вышла большая группа финских музыкантов. Ганичев подскочил к молодому парню, который тащил ударную установку. Взялся за барабан.

– Плиз? Ай хелп.

Тот пожал плечами, отдавая барабан. Прикрываясь им, Ганичев прошел мимо вахтерши. На лице его сияла улыбка: он был доволен своею выдумкой, а также тем, что снова, как в юности, носит инструменты за музыкантами.

В павильоне все было готово к записи. На освещенной площадке за столиком сидели ведущий передачи – тот же толстячок, что показывал старую хронику, – и Сокольников.

– Алексей Дмитрич! – помахал ему рукою Ганичев, пронося барабан на другую площадку.

Сокольников кивнул, продолжая о чем то тихо разговаривать с ведущим. Рядом готовились к записи музыканты его состава: все в одинаковых концертных костюмах, таких же, как у Сокольникова.

Ганичев поставил барабан перед телекамерой и пожал руку финскому музыканту.

За столиком между Сокольниковым и ведущим шел разговор.

– Я не понимаю, почему ты не хочешь сказать о своем первом составе! – кипятился ведущий.

– Не хочу, и все, – сказал Сокольников.

– Я понимаю, ты на них обижен, но это был первоклассный состав. Давай я скажу.

– Не надо. Не в обиде дело.

– А в чем? Для истории советского джаза эти имена кое что значат, поверь мне. Кротов, Банькович, Решмин…

– Боря умер, – сказал Сокольников.

– Что?

– Решмин умер. А мы и не знали… А другие? Где они? Мы их потеряли, понимаешь? Нечего делать вид…

– Тогда конечно, – неуверенно сказал ведущий. – Ай яй яй! Боря умер…

Зажглось табло «ТИШИНА В СТУДИИ. ИДЕТ ЗАПИСЬ!» Голос режиссера сказал по трансляции.

– Внимание, начинаем! Пожалуйста, Владимир Борисович.

Сокольников вышел за пределы освещенного круга. Ведущий приготовился говорить.

Ганичев сделал знак финскому барабанщику: тихо! Однако тот обворожительно улыбнулся и, как бы приветствуя Ганичева, вдруг произвел невероятный шум, пустив в ход большой и малый барабаны и тарелки. Опустив палочки, он победоносно взглянул на испуганного Ганичева.

По трансляции раздался рассерженный голос режиссера:

– Я сказал: тишина! Начинаем сначала!

Ганичев знаками показал финну, чтобы он спрятал палочки. Тот наконец повиновался.

В отдалении, на ярко освещенной площадке, начал что то говорить ведущий. Его снимала одна камера.

К Ганичеву на цыпочках подошел Сокольников. Они обменялись рукопожатием.

– Ну как? – шепотом спросил Сокольников.

– Баню нашел и Крота с Люси. Она его жена, представляете? – тихо доложил Ганичев.

– Баньковича?

– В том то и дело! Кротова! – Ганичев испуганно зажал себе рот, опасаясь нарушить тишину. – Я тоже думал, что она за Баню выйдет…

– Ай да Крот! – покрутил головой Сокольников. – Как он?

Ганичев уклончиво пожал плечами – он не хотел расстраивать Алексея Дмитриевича.

– Рады были? – спросил Сокольников, уверенный, что иначе не могло быть.

– В общем, да… – Ганичев спрятал глаза.

– Я тебя чего позвал, – торопливо зашептал Сокольников, увидев, что ведущий заканчивает и его музыканты собираются перед камерой. – Мой флейтист – видишь, вон тот, белобрысый, – знает, как найти Менделя. Поедешь с ним после записи.

Сокольников поспешил к своему составу, двигая на ходу кулису тромбона.

Ведущий заканчивал:

– …Мы послушаем в исполнении этого коллектива пьесу «Вниз по реке». Она входит в репертуар ансамбля Алексея Сокольникова уже четверть века, со времен первого состава, о котором теперь помнят лишь старые любители джаза…

Ансамбль Сокольникова заиграл.