Лишенный литературной отдушины, Филип сосредоточился теперь на двух сюжетах: ограблении, для которого он каждый день находил какое-нибудь новое объяснение; и своей личной жизни, где, по его мнению, сталкивались два тропизма. С одной стороны, Дика постоянно тянуло к властным женщинам, даже тиранам, шизофреничкам, если вспомнить Анну; с другой — его притягивали хрупкие и нежные девушки с длинными черными волосами. Увы, многие из них в итоге также оказывались властными шизофреничками, как Нэнси или Линда. «Но теперь все будет по-другому, — повторял он, посоветовавшись с „Ицзин“, — на этот раз повторения не будет». После долгих лет блужданий он наконец обрел тихую гавань в лице Тессы, этой образцовой девушки с длинными черными волосами, а все те, кто так долго обманывали его, оказались всего лишь подделками. Тесса была пылкой и человечной, готовой полюбить мужчину таким, каким его сотворила природа, и не пыталась переделать Фила на свой лад. Он любил внимательно следить, как она делает свои упражнения, наблюдать за медленными и точными движениями жены, слушать ее ровное дыхание. Филу нравилось ходить вместе с ней в магазин, смотреть телевизор, слушать музыку. Он читал ей вслух «Дон-Кихота», которого им подарил Тим Пауэрс. Филу нравилось, что Тесса подавала ему завтрак прямо в постель в те дни, когда он не хотел вставать. И он не любил, когда жена хоть на минуту покидала его.

Осенью Тесса забеременела. Чтобы посвятить ей какую-нибудь книгу, а также немного подзаработать, Дик решил закончить роман «Пролейтесь, слезы». Поскольку он больше не принимал амфетамины, то писал уже не так быстро, как раньше, поэтому работа заняла у него несколько месяцев. И в это же самое время некое ограбление, совершенное прошлым летом в Вашингтоне, привело к совершенно неожиданным последствиям.

С самого начала это дело казалось обычным: очередное разоблачение, какие неизбежно происходят во время предвыборной кампании, и даже если взломщики, арестованные в штабе Демократической партии, имели какое-то отношение к Комитету по выборам президента, это не помешало Никсону в ноябре быть переизбранным на второй срок. Дик с отвращением выключал телевизор каждый раз, когда речь заходила о политике. Однако он вновь ею заинтересовался в начале следующего года, во время процесса по так называемому Уотергейтскому делу над семью взломщиками, которых все журналисты, с легкой руки «Вашингтон пост», называли теперь не иначе как «водопроводчиками». Это слово стало весьма популярным, оно угрожающе банально обозначало все то, что Америка узнала в ходе самого процесса, а затем слушаний комиссии Эрвина, транслируемых телевидением, о методах работы собственного правительства. Прослушивание телефонов; незаконные обыски; использование секретных фондов; провокации, организованные ФБР против тех, кого вице-президент Спиро Агню называл политическими мерзавцами; незаконная деятельность ЦРУ на территории США. Мало-помалу стало ясно, что с конца шестидесятых годов гражданские свободы, гарантированные лучшей в мире конституцией, находились под угрозой.

Каждое новое разоблачение укрепляло авторитет Дика среди его друзей в Фуллертоне, ведь именно об этом он и говорил! А окружающие сдуру над ним смеялись, считали его параноиком. Снисходительно улыбались, когда Фил в сотый раз возлагал ответственность за ограбление своего дома на службы столь секретные, что никто о них даже не слышал. Теперь же о них услышали все, повсюду только о них и говорят, и необходимо признать, что Дик был абсолютно прав.

Ко всеобщему удивлению, сам Филип Дик почти не злорадствовал. Дон-Кихот сердится, когда другие продолжают видеть ветряные мельницы там, где, по его мнению, находятся вооруженные рыцари, но он недоволен еще больше, когда окружающие вдруг без предупреждения заявляют, что он прав.