Ему никак не удавалось вывести индейцев из себя. Что бы он ни делал, он не видел никакой ответной реакции. Даже тени раздражения. Ничего. Nada. Все они, как упрямые ослы, коснели в своем идиотском оптимизме. От них ничего нельзя было добиться.
Он вспомнил, что сказал об индейцах Христофор Колумб: «Они были бы хорошими слугами. Достаточно пятидесяти человек, чтобы обслужить всех, их можно заставить делать все, что захочешь». Этот тупой мореплаватель обольщался. И, конечно, ошибся по всем статьям, потому что здешние туземцы все-таки никакие не индейцы… И даже шесть веков спустя их продолжают так называть, не желая прямо признать, кем был Колумб на самом деле, а был он человеком никчемным. Во всяком случае, называясь Колумбом, можно делать какие угодно мерзости.
Подойдя к хижине Сандро, Кракюс остановился и на несколько мгновений задержался, чтобы перевести дух. Надо успокаивать его, создавать впечатление, будто он хорошо владеет собой и способен контролировать ситуацию. Он два раза постучал по деревянной балке и вошел.
Сандро с открытыми глазами лежал в гамаке, грезя о чем-то. Прошло два дня, и ему уже стало гораздо лучше.
— Как чувствуешь себя сегодня? — спросил Кракюс, наконец решивший, что будет обращаться к нему на ты.
Сандро повернул к нему красивое мрачное лицо, но ничего не ответил, вероятно, пребывая в своих мечтах.
— Я хорошенько понаблюдал за нашими дикарями, — начал Кракюс, чтобы прервать молчание. — Сдается мне, не так-то легко сделать их несчастными. Эти парни — убежденные оптимисты. Что бы ни происходило, они продолжают улыбаться.
Сандро смотрел на него, не произнося ни слова.
— Это меня не удивляет, — сказал он спокойно.
— Почему?
— Я прочитал все статьи антропологов, которые их изучали. Теперь я, наверное, знаю их лучше, чем они сами.
— Можно? — спросил начальник экспедиции, указывая на бананы, которые сам накануне разложил на сундучке.
— Это же твои.
Он взял один и начал чистить.
— Нужно как следует их встряхнуть, чтобы вывести их из равновесия.
Сандро поморщился.
— Все без толку, — сказал он. — Даже отрицательная энергия всего мира не выведет их из себя.
Кракюс откусил банан и стал машинально жевать.
— Ты что, передумал? Но ты ведь пришел сюда, чтобы посчитаться с ними… или уже нет?
Сандро покачал головой.
— Тогда что же ты хочешь с ними сделать?
Сандро сел в гамаке, спустил ноги, и они болтались у него в пустоте.
— Пока индейцы в таком состоянии, их ничем не проймешь.
— В таком состоянии?
— Они самодостаточны…
— Не вижу, как это можно изменить.
— Это община, их бытие размеренно…
— А ты можешь перевести это на нормальный язык, философ?
Сандро метнул на него сердитый взгляд.
— Не надо так меня называть, — сказал он резко.
Кракюс опять куснул банан, раздраженный словами клиента. Его манера раздражаться по пустякам без видимой причины просто невыносима. Даже комплимент может его обидеть.
— Если бы ты говорил, как все, — пробурчал он с набитым ртом.
Сандро, недовольный, долгое время оставался неподвижным.
— Я хочу сказать, что они с полной отдачей проживают каждый момент своей жизни, ничего не ожидая, не думая о том, что сделают через пять минут, через час или на будущей неделе. Когда они смотрят на цветок — они смотрят на цветок. Когда они кого-нибудь слушают — они кого-нибудь слушают. Когда они едят ананас — они едят ананас…
Кракюс нахмурился и вновь откусил банан, пристально глядя на собеседника. |