— Приходит ко мне Евтихьев, — начала она свое повествование, — участковый наш… Говорит, запрос пришел, Ивановна, из города Литейска, просят фотографии твоего Шурки… Я обмерла со страху… Думаю, беда с тобой случилась какая-то… А участковый мне говорит: успокойся, жив-здоров твой спортсмен, в двадцать второй литейской школе работает… Я охолонула немного, спрашиваю, в чем дело тогда? А он — не знаю, мне не докладывали… Ну я ему фотографии кое-какие твои дала, с требованием чтоб вернул, а сама звоню Сидоркиной — директриссе нашей, говорю, хочу отпуск за свой счет взять, сына повидать, беда у него какая-то… Она баба отзывчивая, говорит, бери очередной оплачиваемый, ты меня в прошлом году выручала… Ну вот я и приехала…

— А как ты дом наш нашла?

— Адрес мне еще Евтихьев дал, а уж тут в городе добрые люди подсказали…

— А в квартиру как попала?

— Так сожительница твоя открыла, Илга…

— Она разве дома была?

— Ну да, говорит, как хорошо, что вы меня застали, Пелагея Ивановна, а то я уже убегать собралась… И что это дома вам не сидится?..

— Работы много, мама… Я ведь тоже к восьми убегу. Секция у меня по самбо…

— Ну хоть ночью-то вы дома спите?

— Дома.

— И то хорошо… — вздохнула она. — А она ничего, Илга твоя, хотя и из прибалтов… Я их сразу вижу… После войны в наших краях прибалтов много было, высланных… Мы их фашистами называли…

— Ну не все же они были фашистами…

— Не все, — согласилась мама Санька. — Да только, сам понимаешь, каково нам было на них любоваться, когда у всех кого-нибудь в войну да поубивало… Деда твоего, Ивана, опять же… Правда, мы их и жалели тоже… Особенно — баб и ребятишек… Их-то за что?..

Так мы с ней и проболтали часов до семи. Пелагея Ивановна меня то расспрашивала о работе, то о себе рассказывала — я мотал на ус и думал, что надо потихоньку выведать у нее как можно больше информации о Шурике Данилове. Лихие жизненные повороты уже не раз доказывали мне, что лишнего знания не бывает. Тем более о человеке, чью жизнь ты поневоле взял взаймы, а вернуть не сможешь. К счастью, моя собеседница, подобно многим немолодым людям, без всякого понукания делилась всем, что знала.

Правда, без всякой системы, ведомая прихотливыми изгибами воспоминаний. То она рассказывала о своем универмаге «Детский мир», где осталась работать главным бухгалтером и после выхода на пенсию. Не корысти ради, просто знала, что в таком сложном финансовом хозяйстве, какое представляет собой предприятие торговли, люди с большим опытом и стажем, ох, как нужны!.. То вдруг пускалась в воспоминания о своем давно погибшем муже — отце Санька — оказывается Сергей Ростиславович провалился под лед, во время зимней, точнее — весенней уже рыбалки и вытащить не успели, утащило течением.

Так я хоть узнал имя Шурикова отца. Рассказала Пелагея Ивановна и о какой-то соседской Милке, которая, как я понял, до сих пор сохнет по мне — то есть, по Александру свет Сергеевичу… Еще я узнал, что есть у меня дядя, Андрей Ростиславович, живет он в Москве, занимает пост в Министерстве рыбного хозяйства. Большой человек, но зазнался. Не вспоминает о своем единственном племяннике… Впрочем, вы, Даниловы, все такие — это ее слова — как покинули родное гнездо, так и носу не кажете… Это был уже упрек по моему адресу.