Не знаю, чтобы я отдал, если бы вся эта история по окукливающихся сверхчеловеков оказалась ребячьей выдумкой, начитавшихся фантастики! Мало ли чего у них бродит в головах? Я что ли в их возрасте не воображал себя Робинзоном Крузо или Штирлицем? Разница только в том, что эти юные головорезы более организованы и последовательны. Уж чего-чего, а этого у них не отнять. Как бы то ни было, их нельзя обманывать. Раз уж обещал вытащить Парфенова и Трегубова из колонии для несовершеннолетних, обязан вытащить.

А то они, еще чего доброго, штурмом ее возьмут. С них станется… Ну или с помощью внушения. Приедет в колонию тот же Доронин, якобы для того, чтобы дружков повидать, и устроит для охраны спектакль с размножающимися делением комнатами. Да так что менты уже сами не смогут врубиться, которые помещения существуют на самом деле, а какие «возникли» у них на глазах. Или Тоха Макаров увидит в очередном своем сне какую-нибудь такую хреновину от которой у доблестных педагогов в погонах глаза на лоб вылезут. Хорошо, если — в переносном смысле. Нет, моим чересчур талантливым ученикам надо помогать, иначе они пробьются сами.

Глава 18

Вернувшись после секции домой, я застал своего сверхчеловека за мытьем посуды, оставшейся еще с завтрака. Делал это Севка так спокойно и естественно, словно и не он каких-то два часа назад говорил о вещах, в голове не укладывающихся. Невольно закрадывалась мысль, что пацаны меня разыграли. Уж очень рьяно требовал я от них правды. Вот и получил. Ну уж нет, я не позволю водить меня за нос. Не хватает еще двоих, говорите? Ну что ж, будут вам еще двое. И посмотрим.

Меня осенила одна идея.

— Хочешь почитать кое-что интересное? — спросил я.

— Хочу!

— Сейчас принесу, — сказал я. — Только не на кухню, а в комнату.

— Хорошо. А я пока свежего чаю заварю.

— Давай!

Покуда Перфильев-младший возился с чайниками и заваркой, я зашел в спальню, взял папку, валяющуюся на подоконнике. Вынул из нее «Меморандум Третьяковского» и отнес его в большую комнату. Положил на стол. Пусть почитает этот гомо супер. Любопытно, что он скажет. Мне надоели эти недомолвки. Оборванные на полуслове разговоры. Сейчас нужна ясность. Иначе зачем вся эта возня с загородной резиденцией нашего Ордена не Ордена. Для кого, черт побери, я стараюсь, если однажды все эти личинки станут куколками, а затем — бабочками и упорхнут, только их и видели.

Севка принес чайник и чашки, затем — конфеты и баранки. Увидел распечатку, застыл. Мне почудилось в глазах его удивление. Неужто он уже видел эту машинопись? Тем не менее, налив и мне и себе чаю, пацан уселся на диван. Открыл «Меморандум» и принялся читать. Причем, похоже, не пропускал, в отличие от меня, ни строчки. При этом читал быстро, страницы так и мелькали. Немного задержался на листочке с цветной диаграммой и таблицей. Закончив чтение, аккуратно сложил листки, уровнял ладонями и сложил в папку.

— Ну что скажешь? — спросил я его.

— Тот, кто написал это, многое о нас знает.

— Но не все?

— Всего не знает никто.

— Это понятно… Ты можешь мне вот что рассказать, Сева… Как это вы узнали, ну что не такие как все?.. Ощущения, может, какие-то необычные?

— Я не могу рассказать за других. Только — о себе.

— Ну о себе хотя бы…

— Знаете, есть такие кубики детские, но не с буквами, а с частями одной большой картинки, причем — на каждой грани части разной картинки. Соответственно, можно сложить и так и эдак. Так вот я еще читать не умел, но уже видел эти кубики. Только их много-много, не сосчитать. И картинки такие ну неземные, что ли… Иногда — это пейзажи, живые, как в кино, только лучше — со звуками и даже с запахами.