. Так или иначе, это единственный человек, относящийся ко мне если не с симпатией, то хотя бы с некоторым интересом.
Что касается Тома Рока, то его не видно с самого утра, и он, должно быть, лежит взаперти у себя в каюте, еще не оправившись от вчерашнего припадка.
Я убедился в этом, когда около трех часов пополудни, задержавшись у входа в люк, граф д'Артигас знаком подозвал меня к себе.
Не знаю, чего он от меня хочет, но отлично знаю, что я ему скажу.
— Долго ли продолжаются припадки Тома Рока? — спросил он по-английски.
— Иной раз по двое суток, — ответил я.
— Что нужно с ним делать?
— Оставить его в покое, пока он не заснет. После крепкого ночного сна приступ кончается, и Тома Рок возвращается к своему обычному состоянию.
— Хорошо, смотритель Гэйдон, если потребуется, вы будете по-прежнему ухаживать за больным, как в Хелтфул-Хаусе.
— Ухаживать за больным?
— Да… на борту шхуны, до тех пор пока мы не приедем.
— Куда?
— Туда, куда мы прибудем завтра после полудня, — ответил граф д'Артигас.
«Завтра… — подумал я. — Значит, мы держим путь не к африканскому берегу и даже не к Азорским островам. Остается предположить, что „Эбба“ бросит якорь у Бермудских островов».
Граф д'Артигас уже поставил ногу на верхнюю ступеньку трапа, когда я в свою очередь задал ему вопрос.
— Сударь, я хочу знать, я имею право знать, куда мы едем и…
— Здесь у вас нет никаких прав, смотритель Гэйдон. Ваше дело — отвечать, когда вас спрашивают.
— Я протестую!
— Протестуйте, — холодно ответил надменный иностранец, бросив на меня недобрый взгляд.
С этими словами он спустился в люк, оставив меня вдвоем с инженером Серке.
— На вашем месте я бы смирился, смотритель Гэйдон, — сказал тот, насмешливо улыбаясь. — Когда человека захватили в тиски…
— Он имеет право кричать, я полагаю…
— Какой смысл, раз никто не может вас услышать?
— Меня услышат позже…
— Позже… этого долго ждать! Ну что же, кричите сколько угодно!
После этого иронического совета инженер Серке удалился, оставив меня одного с моими мыслями.
Около четырех часов дня в шести милях к востоку показался большой корабль, идущий нам навстречу. Он быстро приближается и растет у нас на глазах. Из двух его труб вырываются клубы черного дыма. Несомненно, это военный корабль, так как на грот-мачте развевается узкий вымпел, и хотя на гафеле не видно флага, я как будто узнаю крейсер американского флота.
Интересно, будет ли «Эбба» согласно обычаю салютовать крейсеру, когда мы поровняемся с ним.
Очевидно, нет, ибо в ту же минуту шхуна меняет курс с явным намерением избежать встречи.
Подобный маневр со стороны подозрительной яхты ничуть не удивляет меня. Но я крайне поражен тем, как капитан Спаде производит этот маневр.
В самом деле, подойдя к брашпилю на баке, капитан останавливается у небольшого сигнального аппарата, вроде пульта, передающего на пароходах команду в машинное отделение. Лишь только он нажимает одну из кнопок аппарата, «Эбба» делает поворот в четверть румба к юго-востоку, а матросы ослабляют шкоты парусов.
Очевидно, был отдан некий приказ механику неведомой машины, управляющей движением шхуны при помощи неведомого двигателя, система которого мне пока еще неизвестна.
В результате этого маневра «Эбба» уклоняется в сторону от крейсера, который продолжает идти, не изменяя курса. Да и ради чего стал бы военный корабль преследовать парусную яхту, не вызывающую никаких подозрений?
Однако «Эбба» поступает совершенно иначе, когда около шести часов вечера с левого борта появляется второй корабль. |