Вдруг позади индейцев раздались крики, и Вольная Пуля со своими храбрецами налетел на краснокожих как вихрь. Краснокожие, сбитые с толку таким неожиданным нападением, в беспорядке отступили и рассеялись по окрестности. Дон Мигель с двадцатью воинами устремился тогда за ними, желая довершить их поражение. Вдруг он вскрикнул от удивления и бешенства.

В то время как они бросились преследовать апачей, другие индейцы мгновенно появились в пустом пространстве позади них и устремились к дому. Мексиканцы повернули коней и помчались к ферме. Но было уже поздно! Дом окружали враги, среди которых находились Олень и дон Эстебан, бившиеся с неслыханной яростью. Дон Мариано и несколько мексиканцев отчаянно отбивались, защищая дверь в дом. Наконец апачи ворвались в него.

— Вперед! Вперед! — рычал дон Мигель, врезаясь в толпу дикарей.

— Вперед! — вторили ему Верный Прицел и Вольная Пуля.

В ту же минуту в окнах появились обе девушки, настигнутые индейцами, схватившими их за руки.

Вдруг воздух сотрясся от ужасного призывного клича команчей, и множество воинов, впереди которых скакал Летучий Орел, налетели на апачей, которые уже считали себя победителями. Стесненные разом со всех сторон, они вынуждены были искать спасения в бегстве. Таким образом, белые были спасены в ту самую минуту, когда уже готовились не отдаваться живыми в руки врагов, а биться до последней капли крови.

Под навесом, на соломе, прикрытые покрывалами, лежали двое мужчин и одна женщина. Женщина, уже мертвая, была донья Луиза. Бедная девушка, вся жизнь которой прошла в самоотвержении и постоянной преданности, храбро умерла от руки дона Эстебана в ту минуту, когда выстрелом из пистолета раздробила голову Оленю, схватившему донью Лауру.

Мужчины были дон Мариано и Вольная Пуля. Дон Мигель и Лаура стояли по обеим сторонам от старика, с беспокойством ожидая, когда тот откроет глаза.

Верный Прицел стоял печальный и бледный, склонившись над умиравшим старым товарищем.

— Бодрись, брат, бодрись! — сказал он ему. — Это ничего!

— Гм! — произнес Вольная Пуля, силясь улыбнуться. — Я не знаю, что это… еще минут десять мои, а потом…

Он замолчал и как бы задумался.

— Скажи мне, Верный Прицел, — вскоре продолжал умирающий, — как ты полагаешь, простит ли меня Бог?

— Конечно, простит, друг мой, ты — храброе и чистое создание!

— Я всегда поступал по велению своего сердца. Впрочем, милосердие Бога бесконечно, я полагаюсь на него.

— Надейся, надейся, друг мой!

— А видишь ли, я знал, что индейцам не убить меня — ранил-то меня дон Эстебан… но я разрубил череп этому разбойнику! Негодяй, я должен был бы оставить его издыхать в яме, как волка в западне!..

Голос его постепенно слабел, взгляд стал стеклянным, жизнь быстро угасала в нем,

— Прости ему; теперь он уже мертв и не может более вредить.

— Слава Богу! Наконец-то я раздавил эту ехидну!.. Прощай, Верный Прицел, мой старый товарищ! Мы не будем больше вместе охотиться за бизонами и оленями… не услышат больше апачи нашего общего призывного клика… Где же Летучий Орел?

— Он преследует краснокожих.

— Ах! Он славный малый… Я узнал его еще очень молодым человеком, это было в тысяча восемьсот сорок пятом году… помню, что я тогда возвращался из…

Вольная Пуля остановился.