Их вопросы касались, в основном, двух тем: можно ли им отращивать теперь бороды и просьба рассказать подробнее о себе. Я понял, что поручик Усвятский успел-таки изобразить меня былинным богатырем, и мне стало немного совестно. Бороды я разрешил, а автобиографию обещал рассказать позже. В подходящее для этого время.

Отпустив юнкеров и гимназистов, я выстроил господ бывших краснопузых и велел побеседовать с ними поручику Усвятскому. Слушать я не стал – поручик говорить с подобной публикой умеет. Уже уходя, я смог разобрать, как он объясняет «красной сволочи», где и как мы ставим пулеметы, чтобы стрелять по тем, кто повернет в бою назад. Дальше должны были следовать рассуждения о «чеке», но их я уже не расслышал.

Нет, конечно, лишних пулеметов для этих целей у нас не было, но подобная педагогика была не бесполезна. Особенно поначалу.

Итак, мы занялись пополнением. Юнкера, да и краснопузые уже чего-то умели, с гимназистами же было похуже. Но не прошло и трех дней, как штабс-капитан Докутович имел все основания доложить в штаб, что отряд Сорокина готов к бою. И вовремя.

На рассвете 8 марта нас разбудила канонада. Били где-то рядом. К счастью, красные батареи нацелились главным образом на Мурза-Каяш, и у нас оставалось время наскоро одеться и собрать вещмешки. Я приказал брать все имущество с собою – чувствовалось, что на хутор мы уже не вернемся.

Мы шли, увязая в грязи к Мурза-Каяш, а рядом гремело, за Сивашем взлетали красные ракеты, и становилось ясно, что это не очередной налет, а именно то самое – то самое, что господа-товарищи Геккер и Павлов готовили все эти недели. И не ошиблись: именно так для нас началось Уйшунское сражение – пятидневный бой, решивший судьбу Крыма.

Поручик Усвятский требует внести поправку. Господ красноармейцев он именовал не «красной сволочью», а несколько иначе. Все-таки оставлю первоначальный вариант, дабы не испепелилась бумага.

16 апреля.

Круги вчерашнего скандала продолжают расходиться все шире по нашему болоту. Сегодня Фельдфебель отменил занятия и устроил всеобщее игрище, выгнав в поле всех, включая писарей и больных. Было велено отрабатывать штыковой бой. Мы с поручиком Усвятским мирно курили, поглядывая на всю эту свистопляску, когда на меня налетел генерал Туркул и потребовал, чтобы я показал молодежи, что такое фехтование на штыках. Я завел привычную шарманку про три контузии. Тогда он зловеще рассмеялся и лично вызвал меня на бой. Генерал Туркул – мастер ходить в штыковую, посему вокруг нас тут же образовался кружок любопытных. Я заявил, что невелика честь заколоть инвалида, мы сменили боевые штыки на дерев