Не вызывало сомнений, что за главного у них был тот, что стоял в центре. Всего лет на пять старше Флинкса, чуть пониже ростом, обычного телосложения, с резкими чертами лица. Рубашка из темно-бордовой шуршащей ткани не скрывала хорошо развитой мускулатуры.

Флинкс рассматривал поверх бокала его бледное узкое лицо — резко выдающуюся вперед челюсть, орлиный нос, глубоко сидящие темные глаза. Лоб был высок; черные волосы по местной моде зачесаны назад. Лицо молодого человека странным образом ничего не выражало, как будто даже малейшее шевеление мускула потребовало бы от него неимоверных усилий; оба его помощника выглядели несравненно более живыми.

Обежав взглядом зал, показав полное безразличие к возможной реакции на свое появление, молодой человек вышел через служебную дверь в сопровождении своих заметно важничающих телохранителей.

Флинкс почти физически ощутил, как разрядилось напряжение в зале. Как только троица удалилась, все вернулись к еде и разговорам.

Но Флинкс, в отличие от всех остальных, продолжал улавливать тревогу, излучаемую вновь прибывшими. Она отнюдь не исчезла, просто ее источник переместился из обеденного зала на кухню.

Спустя некоторое время они снова появились, на этот раз в сопровождении симпатичной молодой женщины в белой поварской одежде. Если не считать рыжих волос, в ее облике отчетливо проступало азиатское происхождение. Мешковатая рабочая одежда не могла скрыть прекрасную фигуру.

Флинкс не слышал ни слова из разговора, но ему это и не требовалось — до тех пор, пока он мог воспринимать изменения их эмоционального состояния. Наибольший накал эмоций давали повариха и молодой человек; его телохранители всего лишь немного скучали.

Один из них стоял, прислонившись к стене и скрестив ноги, а другой бросал свирепые взгляды на посетителей, имевших неосторожность случайно взглянуть в ту сторону, где шла перебранка.

Накал страстей, между тем, все возрастал. Теперь женщина кричала; тон у нее был возмущенный, и только Флинкс чувствовал, что она очень боится. Одна из посетительниц, мать, пыталась отвлечь ребенка, которому ни к чему было все это слушать. Какая-то пара поднялась и покинула ресторан, не закончив обед.

Повариха бросилась обратно на кухню, но дорогу ей преградил тот телохранитель, что стоял у стены. Флинкс видел его усмешку. Его хозяин грубо схватил женщину за руку и развернул лицом к себе. Исходящая от нее волна страха вызвала пульсацию в затылке Флинкса.

Это было характерно для его непредсказуемого, неустойчивого Дара. Обеспокоенность множества людей в зале вызывала лишь легкое покалывание, в то время как страдания одной-единственной женщины отозвались острой головной болью.

Не вызывало сомнений, что молодой человек не позволит поварихе вернуться на кухню, если не получит желаемого. Даже не будь здесь его телохранителей, силы были бы явно не равны.

Флинкс был свидетелем множества подобных столкновений и всегда считал, что его долг — пройти мимо. Он спокойно отвернулся, доедая свой обед. То, что происходило у него за спиной, грозило обернуться насилием, но ему-то какое до этого дело? Что бы ни творилось в этом городе, или в других городах, разбросанных по берегам этой реки, и вообще по этому примитивному миру под названием Самстед, его не касается. Еще до его рождения обстоятельства сложились таким образом, что он оказался парией для всех остальных представителей человеческого рода. И со временем вынужден был признать, что для него так лучше. Сейчас он хотел одного — завершить свою трапезу, расплатиться и спокойно уйти.

Тот факт, что ситуация ему не нравилась, не имел ровным счетом никакого значения. Он терпеть не мог, когда кого-то запугивали. Ну и что? Стоит вмешаться, и все обратят на него внимание; а как раз этого он всячески старался избегать.

С кухни вышел человек преклонных лет, явно с намерением ввязаться в перебранку. Уровень его напряженности и тревоги превышал даже тот, который исходил от молодой женщины.