— Щеголь какой.

— Был, наверное. Посмотри на дату — 1901. — Она взяла фотографию и протянула ему. — Глаз почти не видно. Приходится самой додумывать, а что делать? Напрягаю все свое воображение, я же не знаю, какой это был человек.

— Я бы не стал из-за этого волноваться. Думаю, те, кто заказал миниатюру, этого тоже не знают.

— Да, наверное. — Она поставила фотографию назад на стол и снова повернулась к Барни. Вид у него был усталый. — Говорят, ты много работаешь.

— Чем быстрее закончу, тем быстрее отсюда уеду.

— Я бы тебе посоветовала не торопиться, а то загремишь еще в больницу на пару месяцев, — вспылила она.

— Ты что-то сегодня в придирчивом настроении.

— Да, — призналась она. — Ну, спроси меня хотя бы, не начала ли я работать над новой фигурой.

— А ты начала?

— Да, и у меня ничего не получается.

К этому выводу она пришла вчера вечером. Это был кусок глины, вылепленный наподобие лица, но внутри ничего не было. Как и на фотографиях, которые она перерисовывала, — в нем не было никакой загадки. Фиона, которая видела его уже не один раз, сказала, что получается просто замечательно, но Фиона была друг, а не критик.

Раз уж Барни погрузился в свою собственную работу, Сайан знала, что ему не будет дела до ее проблем. Но все равно она подумала, что он мог бы уделить ей хотя бы пять минут своего времени. Она не могла говорить об этом с Лэнгли. Если она спросит его мнение, он скажет: «Зачем тратить на это время, если тебе самой не нравится и у тебя нет ощущения, что ты делаешь что-то полезное?»

— Знаешь, такое чувство у всех бывает, — сказал Барни. — Вот сейчас, например, мне хочется порвать мой сценарий на клочки и начать писать все заново.

— Правда?

— Получается какая-то ерунда, старье.

Может, он просто принялся за работу слишком рано после аварии. Она заметила:

— Все пытались тебя предупредить, что тебе не нужно слишком торопиться, хотя бы некоторое время.

Он ответил ей сварливым и немного усталым тоном:

— Я практически неподвижен, побойся Бога. Медленнее уже просто некуда, особенно в этой вашей деревеньке.

— Ты специально делаешь вид, что не понимаешь. Все равно ты слишком устаешь, и мозг работает напряженно.

— Послушай! — Он резко повернулся к ней. — Я же физически пострадал в аварии, а не умом тронулся!

— Я знаю. — Она говорила с таким же вызовом, как и он. Здравый смысл был на ее стороне. Она говорила дельные вещи. — Но что, если работа у тебя не ладится, потому что ты еще не выздоровел окончательно?

— Нет, дело не в этом. Просто все мои персонажи становятся слишком кровожадными.

Она вспомнила про голову, которую пыталась слепить, и заулыбалась:

— Ты знаешь, и мой кусок глины тоже. Вчера вечером я из-за него плакала и билась головой о ковер. Конь, наверное, решил, что я рехнулась.

Они одновременно рассмеялись.

— Бьюсь об заклад, — сказал Барни, — что это никогда не доводило тебя до слез. — Он дотронулся до миниатюры. — Профессиональная работа.

— Правда. И что с этим делать?

— Ну, я, например, иду гулять.

— Скоро будет дождь.

— Тем лучше, — сказал он.

Сайан пошла к столу, на котором стояла машинка, и взяла пару белых перчаток, которые она заметила как раз перед тем, как вошел Барни.

— Если ты все равно никуда конкретно не идешь, ты мог бы занести эти перчатки Филлис Баркер.