– Извините, Глеб, – сказала она. – Садитесь, если не спешите. Можно попросить у вас сигарету? Я свои все выкурила.

Он сел рядом, протянул пачку «Голуаз», щелкнул зажигалкой и сказал:

– Вы правда не расстраивайтесь. Ну, не очень удачный вечер. Но он же пройдет. А новый лучше будет.

– Сколько вам лет? – спросила она.

– Двадцать четыре.

– Я думала, еще меньше. Это вы от молодости говорите. Мне раньше тоже казалось, что время бесконечное. Этот вечер пройдет, другой придет… А теперь жадность какая-то появилась ко времени. Самой противно. – Ирина виновато улыбнулась. – Я, знаете, даже часы перестала носить. Слышу, как секундная стрелка потрескивает. Как будто дрова в печке сгорают.

Глеб смотрел на нее, и она чувствовала, что он вслушивается в ее слова, в звуки ее голоса, в переливы интонаций, которые она и сама не различает из-за пьяновато гудящей головы, – во все одновременно.

– Вам неприятно было слушать про новую хронологию? – спросил он.

А теперь она почувствовала, что этим вопросом, который мог показаться не более чем продолжением сегодняшнего общего разговора, он хочет отвлечь ее от мыслей о сгорающем времени. Что он понял эти мысли и понял, как тяжелы они для нее. Ирина смотрела на него со все возрастающим удивлением.

– Нет, про хронологию мне было все равно, – ответила она. – Я привыкла, что для большинства людей жизнь, как она есть, слишком сложна. Ну, они и пытаются ее упростить – схемы разные придумывают, еще какие-нибудь защитные игры. Их можно понять. Но участвовать во всем этом необязательно, вы правы.

Он не говорил, что ей необязательно участвовать в надуманных защитных играх. Но он говорил как-то… не только словами, оттого разговор между ними происходил странный.

– Надо же, а я не знал, как эту новую хронологию опровергнуть, – улыбнулся Глеб. – Оказывается, очень просто. Они говорят не о главном, в этом все дело, да?

– Мне кажется, в этом, – кивнула Ирина. – Потому их и опровергнуть трудно. Вы будете приводить им какие-то доводы против, а они вам точно такие же доводы за, и это наверняка будут более убедительные доводы, чем ваши. Но какой в этом смысл? Если надо объяснять, то не надо объяснять.

– Как-как? – переспросил он. – Здорово вы придумали!

– Это не я придумала. Это Зинаида Гиппиус. Не могу сказать, что она вызывает у меня приязнь, но слова, по-моему, правильные.

– Вы о ней как о своей знакомой говорите… – с каким-то медленным удивлением произнес он.

– Просто довольно много ее читала, еще когда в институте училась. Так что, пожалуй, она и есть моя знакомая. А вы где учитесь, Глеб? Хотя, наверное, уже закончили…

– Я не закончил. Я вообще не учился. Ну, в школе, конечно, а потом нет. Мне силы воли не хватило, – смущенно объяснил он. – И обстоятельства так сложились… Да нет, при чем здесь обстоятельства, просто не хватило воли. Я программы компьютерные пишу. Так, самоучкой выучился.

– Да? – удивилась Ирина. – А на компьютерщика не похожи.

– Разве компьютерщики какие-то особенные? – улыбнулся он. – С копытами и хвостом?

– Просто они говорят как марсиане, – объяснила Ирина. – Я однажды минут десять послушала, так только предлоги поняла, и то не все.