– Как ты добрался домой? Это было трудно? Ты ведь сильный, Шедоу. Так будь и сейчас сильным. Не уходи. Возвращайся.
Ничего. Никаких признаков того, что он ее слышал. Или... Разве не дрогнули его губы, после того как она сказала «возвращайся»?
– Возвращайся, – повторила она и была вознаграждена – он слабо пожал ее руку.
Ошарашенная, она чуть отстранилась, но не прерывала установившийся контакт. Взяв его руку в свои, она пожала ее.
– Возвращайся, Шедоу. Не останавливайся. Послушай меня. Нам надо, чтобы ты пришел в себя. Нилс этого хочет. Он должен услышать то, что ты скажешь. Ты должен сказать ему...
Она осеклась на полуслове, почувствовав, как дернулась рука Шедоу. Словно его передернуло от боли. Она уже испугалась, что сама причинила ему эту боль. Но этот страх был ничто по сравнению с тем ужасом, что она испытала, когда он внезапно выкрикнул:
– Акоранцы! Нилс, акоранцы! Будь осторожен... Не допусти...
И тут больной закашлялся. Приступ кашля быстро прошел, но после него голос больного звучал еле слышно. И все же она сумела расслышать слова. Они были все те же.
– Акоранцы, Нилс, акоранцы.
Этого просто не могло быть. Это было невозможно. Не может быть, чтобы Шедоу пытался предупредить брата о том, что надо остерегаться членов ее семьи. Не может быть, чтобы он хотел сказать, что на них лежит ответственность за нападение на него.
И все же любой, кто услышал бы эти слова, именно так все и понял бы.
И Нилс в том числе.
Она могла бы оставить его в неведении, не сказать ему ничего и молиться о том, чтобы, когда Шедоу заговорит вновь, обвинение было снято. Она могла бы так поступить.
Нет, не могла.
Чувство чести и любовь к Нилсу взывали к тому поступку, который был единственно правильным в этой ситуации. Ей показалось, что ее окатили ледяной водой. Все внутри ее сковало холодом. Она осторожно опустила на простыню руку Шедоу и встала. Медленно, преодолевая мучительный страх, она пошла к двери. Чтобы найти Нилса и сказать ему.
Но ей не пришлось выходить из комнаты. Он стоял в дверях. Она и не слышала, когда он успел войти.
Глава 15
Нилс не шевелился. Он остался стоять, где стоял, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди. Он побрился, но от того, что темная щетина уже не покрывала его лицо, он не выглядел более кротким, смирным и менее опасным.
– Он мог пытаться предупредить тебя, что акоранцы невиновны, – сказала она, – и что тебе следует сконцентрировать внимание на Хоули.
– Он ни слова не сказал о Хоули.
– Он бредит! Он не знает, что говорит. Ради Бога, Нилс, это слишком важно...
И тогда он стремительно преодолел то расстояние, что их разделяло. Глаза его стали пустыми, черты лица еще сильнее заострились.
– Я отлично знаю, насколько это важно. Отойди.
Она нехотя отошла – не было смысла провоцировать его дальше. Он занял ее место возле Шедоу и ласково заговорил:
– Это Нилс. Я здесь. Поговори со мной, Шедоу. Скажи мне то, что я должен узнать.
Шедоу вздохнул глубоко, но ничего не ответил. Глаза его были закрыты.
– Поговори со мной. Кто это сделал? Кто враг?
Амелия затаила дыхание. Страх липким холодом пополз по спине. Но Шедоу молчал. Он мотнул головой, но понять, осознанный ли это жест или движение спящего, было нельзя.
– Ты давала ему снотворное? – вдруг грубо спросил Нилс. Он распрямился и посмотрел ей прямо в глаза.
– Нет! Конечно, нет! О чем ты говоришь? Я уже пошла за тобой.
Он молчал, и тогда Амелия сказала:
– Не сомневайся во мне, Нилс Вулфсон. Я боялась, что ты придешь именно к такому выводу, к какому пришел, но я бы все равно повторила для тебя слова Шедоу. |