|
Солидарность худо-бедно держит на плаву. Выносить косые взгляды, замечания, насмешки – мука мученическая. Я не помню, как вел себя прежде, встречая жирных людей, – неужели тоже был таким мерзавцем? И конечно, считал, что совесть моя чиста, ведь если толстяк толст, он сам виноват, ни с того ни с сего никто не толстеет, так что нечего, пусть расплачивается, он не безгрешен.
Это правда, я не безгрешен. Ни морально, ни физически. Я совершал военные преступления, я жрал как оглоед. Но ведь никто из тех, что здесь позволяет себе меня судить, ничем не лучше. Наши ряды только и состоят что из убийц вроде меня. Если другие не растолстели, это значит, что совесть их не мучит. Они еще хуже. Когда мы с ребятами набиваем брюхо, худые солдаты орут на нас: «Мать вашу, парни, остановитесь! Смотреть противно, как вы жрете, блевать тянет!» Мы им не отвечаем, но между собой-то говорим: это нам противно смотреть, как они нормально едят, истребили мирных жителей и, хоть бы хны, живут, как жили. Некоторые их защищают: мол, они, может статься, страдают каким-нибудь тайным недугом. Как будто тайный недуг может искупить столь явные преступления! Мы, по крайней мере, наш комплекс вины не скрываем, напротив, выставляем напоказ. Наши муки совести ни для кого не секрет. Вам не кажется, что этим мы оказываем уважение тем, кого так жестоко обидели? Слова «толстяк» мы терпеть не можем – сами мы называем друг друга саботажниками. Наше ожирение и есть эффективный и наглядный акт саботажа. Мы дорого обходимся армии. Пища наша дешевая, но мы поглощаем ее Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
