— Гм, — промычал Томаш, пытаясь угадать, о чем бы могла идти речь. Может, новости из Музея Иудаики? С той поры как он начал изучать иврит и арамейский, американский атташе частенько подзуживал его слетать в этот нью-йоркский музей. — Хорошо. Когда мне зайти?

— Сегодня во второй половине дня.

— Не знаю, смогу ли. Из Коимбры приехали мои родители, у меня с ними встреча, а потом я должен заскочить на факультет.

— Томаш, вам нужно быть сегодня.

— Но почему?

— Потому что здесь находится некто, специально прилетевший из Америки исключительно ради встречи с вами.

— Кто же это?

— Я не могу сказать по телефону.

— Неужели Анджелина Джоли?

Салливан рассмеялся.

— Gosh! Вас что, заклинило на Анджелине Джоли? Я второй раз слышу от вас ее имя.

— У этой девушки… уф… Она обладает весьма ценными качествами, — улыбаясь, парировал Томаш. — Но если это не Анджелина Джоли, то кто?

— Увидите.

— Грег, послушайте, у меня полно дел, и я совершенно не расположен играть в какие-то игры. Или говорите, кто, или ноги моей у вас не будет.

— Окей, я дам подсказку. Но вы должны пообещать, что в три часа придете.

— В четыре.

— Отлично, в четыре здесь, в посольстве. Будем ждать, не опаздывайте.

— Погодите, — остановил его Томаш. — А как же подсказка?

Салливан гоготнул.

— Damn! А я-то думал, вы сразу забыли. Это сугубо между нами, понимаете?

— Да, и хватит тянуть резину. Выкладывайте.

— Томаш, вы когда-нибудь слышали о ЦРУ?

Историку почудилось, что у него что-то со слухом.

— Что?!

— Короче, встретимся в четыре. Пока.

И связь оборвалась.

Стрелки часов на стене показывали без десяти час, когда в кабинет постучали. Дверная ручка повернулась, и взору Томаша предстало лицо заглядывавшей в комнату пожилой дамы со светлыми буклями и в массивных очках, через стекла которых смотрели бутылочно-зеленые глаза — такие же, как у него.

— Мама! — воскликнул историк, поднимаясь навстречу. — Здравствуй!

— Сынуля, мой дорогой, — обнимая его и горячо целуя, сказала мать. — Как ты?

Громкий кашель, раздавшийся за ее спиной, обозначил присутствие еще одного человека.

— О, отец, здравствуй! — приветствовал Томаш, церемонно протягивая ему руку.

— Привет-привет, парень! Как жизнь?

Они пожали друг другу руки, испытывая, как обычно, какую-то неловкость.

— Все хорошо, — ответил Томаш.

— Когда же ты женишься, и тобой займется жена? — спросила мать. — Тебе сорок два, сынок, пора менять свою жизнь.

— Угу, я подумаю.

— Ты еще должен порадовать нас внучатами.

— Конечно.

— Может, ты и Констанса… ну, вы… наконец…

— Нет-нет, — Томаш с ходу отверг гипотезу и, желая сменить тему, посмотрел на часы и предложил: — Ну что, двинемся обедать?

Мать ответила после некоторого колебания.

— Хорошо, но, знаешь… лучше давай сначала поговорим.

— Мы вдоволь наговоримся в ресторане. Пошли, — и он призывно кивнул. — Я уже заказал столик и…

— Нет, мы должны поговорить здесь, — перебила мать.

— Здесь? — удивился сын.