– Их можно видеть, но не очень долго и не с близкого расстояния. А за бродячими собаками можно наблюдать сколько угодно и находиться при этом рядом с ними». По словам Андрея Пояркова, волков во всей России живёт примерно в два раза больше, чем бродячих собак в Москве. По его словам, от плотности популяции зависит то, как часто животные вступают в контакт друг с другом, что, в свою очередь, влияет на их поведение, психологию, уровни стресса, физиологию и отношение к среде.
«Второе отличие между бродячими собаками и волками в том, что собаки менее агрессивны и заметно терпимее в отношении друг друга», – говорит биолог. Волки держатся строго в своей стае, даже если они делят территорию с другой стаей. Но собачья стая может доминировать над другими стаями, и её лидер будет часто «патрулировать» другие «сообщества», периодически присоединяясь к ним. В результате своих наблюдений Поярков пришёл к выводу о том, что лидер не обязательно должен быть самой мощной собакой. Для него главное – быть умным и заслужить признание стаи. А её выживание уже зависит от лидера.
«Московские бродячие собаки занимают промежуточное положение между домашними собаками и волками, – говорит Поярков, – но они находятся на раннем этапе возвращения к дикой жизни. И шансы на то, что этот процесс удастся обратить, невелики. Одомашнить бродячую собаку практически невозможно: для многих из них жизнь в замкнутом пространстве просто уже невыносима».
«Генетически волки и собаки почти идентичны», – выступает дальше Андрей Поярков.
Вот с этим я согласен. А то ведь нашлись учёные, которые хотели обосновать наше происхождение от шакалов. Фу, какая мерзость!
Далее Поярков рассказал о работе советского биолога Дмитрия Беляева.
Беляев основал в Новосибирске центр по изучению русских чёрно-бурых лис, чтобы опробовать свою теорию о том, что важнейшей характеристикой при одомашнивании собак было отсутствие агрессии. Официально центр создавался для исследования психологии животных. Беляев начал отбирать лис, которые меньше всего боялись человека, и разводить их. Через десять-пятнадцать лет выращенные им лисы демонстрировали привязанность к своим смотрителям и даже облизывали их. Они лаяли и виляли хвостом, а уши у них обвисли. Кроме того, у животных стали появляться пятна на шерсти – это был неожиданный поворот событий, связанный со снижением уровня адреналина, который вырабатывается вместе с меланином и контролирует объём пигмента.
«На примере бродячих собак мы видим, как эволюция делает шаг назад, – объясняет Андрей Поярков. – То есть к более дикому и менее одомашненному состоянию, к состоянию более естественному. Присмотритесь: бродячие собаки редко виляют хвостом и опасаются людей, не проявляя к ним привязанности, и на шерсти у них нет пятен».
Ну, нежелание вилять хвостом, конечно, нельзя назвать шагом назад. Скорее, виляние хвостом говорит только о близости интересов и взаимоуважении между собакой и человеком. А кого должна уважать и понимать бродячая собака?
Первое упоминание о московских бродячих собаках мы находим в репортажах журналиста и писателя Владимира Гиляровского во второй половине XIX века. Но Поярков идёт дальше и говорит, что бродячие собаки существуют столько же, сколько и сам город. Они по-прежнему отличаются от волков – в частности, тем, что демонстрируют диапазон поведенческих черт, отчасти сформированных той экологической нишей, которую они занимают. И именно эта способность к адаптации объясняет, почему у бродячих собак плотность популяции настолько выше, чем у волков.
«Собаки делятся на четыре типа, – продолжает Поярков, – определяемых их характером, способом добычи пропитания, общительностью в отношениях с людьми и занимаемой экологической нишей».
Тех собак, которым с людьми комфортнее всего, Поярков называет «сторожевыми». |