|
Мне еще не было шестнадцати, я ничего не соображала, и мне было все равно, откуда этот ребенок. Он был мой. Невинный ребенок, он ничего не знал, так почему же его жизнь должна быть уничтожена? Вот так я об этом размышляла. Кроме того, аборт представлялся мне еще большим насилием, а с меня хватило того, что я пережила. Попробовала вернуться в школу, но про меня пошли разговоры, потом перешли к побоям. Стали присылать школьные задания на дом. А моя мать заладила: «Тебе нужно избавиться от плода, пока он не превратился в ребенка. Ребенок будет обузой, испортит всю твою жизнь. Наступит лучшее время, чтобы завести ребенка». И я вроде как понимала, что она права, но не была уверена, что хочу избавиться от ребенка. Отец ни во что не вмешивался. Думаю, что он испытывал двойственное чувство. А мать, по мере того как проходила неделя за неделей, нервничала все больше. Наконец, она повела меня к врачу, сказав, что просто для проверки. Но как только сестра ввела мне в руку катетер и я увидела их лица, я поняла. Я боролась с ними, им пришлось меня усмирять. Они…
Она замолчала. – Они принудили меня раздвинуть ноги. Я вырвала катетер и укусила мать за руку. Я была как безумная. Когда проснулась, все было кончено. После этого мы с матерью стали ссориться. Она сделала то, что считала нужным, желала мне добра. Это я понимала. Но аборт мне сделали насильно, моего согласия даже не спросили. – Кристина подошла к окну. – Отец ничего не знал, пока мне не сделали аборт. Мать его тоже обманула. Мы с отцом много разъезжали на машине. Отец сказал, что научит меня водить «мустанг», и научил. Мы отправлялись в дальние поездки – иногда миль за двести, – он разрешал мне вести машину и курить сигареты, разрешал все что угодно. Он был очень чутким. Говорил, что я сильная и что со временем я приду в себя. Через несколько месяцев он разрешил мне ездить на «мустанге» самостоятельно, что очень расстроило мать. Потому что ей водить не разрешалось. Отец знал, что я буду очень аккуратна с машиной, и я действительно была. Я сама покупала бензин. Езда меня успокаивала. Прошло два года, и мне стало лучше. Тогда я узнала, что такое настоящий секс. Это случилось в машине. Я рассказала отцу с некоторым вызовом: видишь, какой сюрприз я тебе преподнесла. Но он только спросил: «Надеюсь, парень был нежен?» Понимаешь, отец обращался со мной как со взрослой, не так, как мать. Вот почему я решила спрятать деньги в машине. Мне хотелось, чтобы отец нашел коробки и перестал беспокоиться о деньгах. Я его очень любила. И только хотела, не знаю, как это сказать, я хотела… – Искупления, – сказал Чарли каким‑то чужим голосом. – Ты хотела искупления. – К этому времени он уже очень устал. – Я не понимаю, почему ты не отправилась во Флориду, как только вышла из тюрьмы. – Потому что я не хотела, чтобы моя мать оказалась во все это втянута. – Она закурила сигарету. – Я думаю, Чарли, что это Тони вытащил меня из тюрьмы. Мой срок еще не кончился. Он как‑то договорился с полицией, кому‑то заплатил, и меня выпустили. – Он знает, что это ты взяла деньги. Она кивнула. – Думаю, что знает. – А чего Тони сейчас хочет – денег или мести? – Возможно, денег, – ответила она. – А ты можешь найти их и вернуть? Она не ответила прямо, вместо этого пошарила в своей сумке и извлекла фотографию. – Вот что они сделали на прошлой неделе, когда мы в первый раз были вместе. Вот что поджидало меня, когда я пришла домой, Чарли. Он взглянул на фотографию. Мужчина держит кровоточащий обрубок своей руки. Футболка замарана чем‑то – похоже, кровью. – Что это? – Это Рик. |
