Он попросил меня снять свитер, но не более того. Он снимал меня в анфас, в профиль, сидя, лёжа, сверху, снизу. И постоянно менял плёнки. На свою «Лейку» он накручивал различные объективы, укреплял огромную зеркальную вспышку, снова снимал её. В углу на полочке я заметил ещё несколько фотоаппаратов и спросил его, почему он снимает фотоаппаратом, которому стукнуло полвека (я неплохо разбираюсь в фотоаппаратах, чтобы определить модель). Он сказал: «Пойдём». И мы прошли в другую комнату.
Там были стеллажи, заполненные различным фотографическим оборудованием. Тут были как старинные «Лейки» и «Никоны», так и ультрасовременные цифровые монстры производства «Сони» или «Кэнон». Тут были объективы всех размеров и форм, даже какие-то перископообразные, изогнутые. Тут были вспышки разных типов, ванночки для проявки, множество всевозможных фильтров, штативов, чехлов и так далее.
«Видишь? — сказал он. — У меня всё есть. Просто ничего лучше этой „Лейки“ человечество ещё не придумало».
Во время съёмки произошёл инцидент, который мне очень хорошо запомнился.
Хотя операция была сделана очень давно, мне постоянно нужно принимать гормональные препараты, потому что иначе может произойти рецидивное проявление женских элементов во мне. Может начать расти грудь, например. Время приёма очередной таблетки пришлось на перерыв в съёмке, и я попросил воды. Он принёс мне стакан, и я проглотил таблетку. Фотограф насторожился.
«Что это?» — спросил он.
«Лекарство», — ответил я.
«Что за лекарство?» — спросил он более настойчиво.
«У меня есть некоторые хронические заболевания, которые требуют регулярного приёма препаратов», — сказал я.
«Покажи», — потребовал он.
Я не знал, что делать. В общем, он не имел права требовать у меня показать ему свои таблетки. В общем, я мог отказаться и уйти. И больше не вернуться. Я чувствовал, что именно это и произойдёт, если я откажусь. Но что-то заставило меня достать пластинку таблеток и дать ему.
Он прочитал молча и вернул мне упаковку.
«Извини», — сказал он.
Я знаю, о чём он подумал. Моя женственная красота плюс мужские гормоны однозначно навели его на мысль, что я изменил пол. Что раньше я был женщиной. На самом деле я с сочувствием отношусь к гомосексуалистам. У меня был выбор, а у них — нет. Когда мужчина рождается женщиной или наоборот — это страшная психологическая травма, по-моему. Поэтому я сторонник перемены пола для гомосексуалистов. Правда, я не могу понять тех, кому доставляет удовольствие быть мужчиной и любить мужчину (или быть женщиной и любить женщину). Это уже — болезнь, а не случайная ошибка Творца.
В общем, он не изменил своего поведения по отношению ко мне. Предположив, что раньше я был женщиной, он остался так же немногословен и мастеровит.
По окончании первой съёмки он спросил меня, сколько я беру в час за позирование. Я назвал сумму. Он стал платить мне примерно на 15 % больше, что меня устраивало. В деньгах он явно не нуждался.
Он сказал, что не будет рассказывать, в чём состоит его замысел относительно меня. Он никогда не говорит моделям, для чего их снимает. Он просто просит изобразить то или иное чувство, какие-либо эмоции или движения.
Мы договорились, что я буду приходить к нему в понедельник, среду и пятницу в течение одного месяца. Он сказал, что сможет закончить работу как раз за это время. Платил он мне наличными, без всяких договоров, просто отдавал деньги и всё. Меня это тоже устраивало, потому что львиную долю моих доходов обыкновенно отнимали налоги.
Хотя он и скрывал итоговую цель съёмки, конечно, я догадывался об его замысле. Мы гуляли с ним по пристани. |