Изменить размер шрифта - +
Совсем не подозрительный тип, но надо же, я думал один из больных, – заявил он.

– Кого-то он мне напоминает, – задумчиво сказал Ваня, – нет, не вспомню. Но такое впечатление, что я его где-то видел.

Белые ночи стёрли грань между вечером и ночью. Казалось, что природа удлиняет сутки нарочно, чтобы люди, даже не вспомнили о сне. Марта держалась всё время, не позволяя себе расслабиться и пустить слезу. Но как-то в одну минуту с ней произошла непонятная перемена. Сидя за большим столом начальника, она поняла, что её сковал страх. В сознании Марты поселилась пугающая бедой неизвестность.

Она проникла во все клеточки её организма тонкой иглой и стянула её своей невидимой нитью так, что Марта, казалось, собралась в один маленький узелочек. С самого утра мучавшая её подсознание тревога, вдруг превратилась в сковавший её ужас. Она почувствовала, как онемел, а потом стал свинцовым язык и она не может чётко отвечать на вопросы. Мысли до этого постоянно летающие в её голове застыли и словно ледяные колючки с болью впивались в мозг.

– Марта тебе плохо? – Дмитрий подошёл к ней, – ты вся серая. Тебе холодно?

– Ей надо выпить горячий чай, – Коршунов подошёл к электрическому чайнику и включил его.

– С коньяком. У меня есть хороший коньяк, – Мезенцев достал из сейфа початую бутылку коньяка.

Дмитрий стал растирать Марте виски и согревать своими большими ладонями её заледеневшие пальцы.

Марта с трудом проглотила глоток коньяка и стала медленно с чайной ложки, которую подавал ей Дмитрий, пить горячий чай. Постепенно холод стал проходить. Мезенцев налил ей в бокал ещё коньяка, после чего щёки её порозовели и, глядя Дмитрию в глаза, Марта прошептала:

– Дима мне очень страшно. А вдруг он убьёт Асю.

Мезенцев, Коршунов, приехавший от Алексея Лисневского, и стажёр отошли подальше от них и разлили в свои стаканы остатки коньяка.

– Удалось что-то узнать от Алексея? – спросил Коршунова Мезенцев.

– О жизни первой жены Бориса Лисневского он ничего не знает. Но разговоры о брошке Фаберже слышал. Его мать считала, что убитая в нарушении вековой традиции, не отдала причитающуюся ей брошь. Он тогда был совсем мальчиком и не придавал этим разговорам никакого значения. Помнит, только, что мать с бабкой очень ругались по любому поводу.

Небольшое затишье в кабинете нарушил телефонный звонок от Артёма.

– Марта я не знаю, поможет это или нет в поисках Аси. Я помню, тогда мне было лет шесть-семь, Капа отдыхала в Крыму, отец был в командировке, а мы с мамой поехали в какой-то небольшой городок, кажется во Всеволожск. Там она меня оставила у какой-то женщины, а сама ушла. Вернулась уже поздно ночью. Я проснулся и услышал разговор. Женщина эта ругала маму. Говорила ей, чтобы она не мучила какого-то ребёнка. Я тогда ничего не понял из этого разговора. Но точно помню, что это был разговор о каком-то мальчике.

После разговора с Артёмом, а может своё дело, сделал коньяк, Марта ожила. Она встала и сделала себе и Дмитрию крепкий горячий кофе.

– Пётр Кузьмич надо узнать девичью фамилию матери Артёма и откуда она приехала в наш город, а мы с Димой поедем во Всеволожск, возможно, она родилась там. Может, пока мы будем ехать, вы узнаете, что её связывало с этим городом.

– Так машину нашли в том направлении. Мы ждём криминалиста, сейчас поедем на место, – сказал Коршунов, допивая крепкий кофе.

 

Марта с Дмитрием осмотрели её. На заднем сидении лежал небольшой пакет, который Ася брала на экзамен. В нем авторучка и фантик от съеденной шоколадки. Дмитрий видел, как Марта еле сдерживает себя, чтобы не расплакаться. Она с силой сжала пальцы в кулаки, до боли надавив ногтями на ладонь.

– Дядя Лёша может на счастье, найдутся его отпечатки.

Быстрый переход