VI

«Я хочу, чтобы все братья, не покладая рук, работали и заработок отдавали в Общину — Коммуну», — скажет Франциск; то же как будто мог бы сказать, заменив только слово «братья» словом «товарищи», честный коммунист наших дней (если только есть коммунисты честные) и даже сделать как будто мог бы то же, но, на самом деле, совсем не то, и даже «антиподно-обратное» тому, что здесь говорит и делает Франциск: тот отнимает у других для себя, а этот — у себя для других; тот явно отрицает чужую собственность и тайно утверждает — свою, а этот свою — отрицает и утверждает чужую.

«Я не хочу воровать, а если бы я не отдал того, что имею, беднейшему, то был бы вором», — отвечает Франциск одному из братьев, когда тот убеждает его не отдавать полуголому нищему последней теплой одежды в зимний холод. «Я не хочу воровать», — это и значит «собственность есть воровство». Это говорит св. Франциск; говорят и все «блаженные нищие» тех дней, но опять-таки совсем, совсем не так, и даже обратно тому, как это будет некогда сказано.

«Будем грабить богатых», — говорят коммунисты сейчас, а тогда говорили: «Бедных грабить не будем». — «Воры вы!» — говорят бедные богатым сейчас, а тогда говорили богатые бедным: «Мы — воры!»

«Мы ничего не имеем — всем обладаем», nihil possidentes, omnia habentes, — могли бы сказать «блаженные нищие» тех дней, а наших дней богачи несчастные, в том числе и ограбившие богачей коммунисты, должны бы сказать: «Всем обладаем — ничего не имеем», omnia habentes, nihil possidentes.

Всякому просящему у тебя давай, и от взявшего у тебя не требуй назад (Лк. 6, 30).

«Этого сделать нельзя», — говорят не только коммунисты, но и почти все христиане наших дней, или молча про себя думают и делают; «этого нельзя не сделать», — говорят «коммунисты» XIII века, или тоже молча делают.

Равенство против свободы утверждают коммунисты сейчас, а тогда утверждали свободу в равенстве. «Будет общность труда — будет и свобода», — говорит Августин, и могли бы сказать «коммунисты» XIII века; «Будет рабство — будет и общность труда», — могли бы сказать коммунисты наших дней. Свободы, а значит, и личности даже не отрицают, не убивают они, а просто не видят их, проходят мимо них, как мимо пустого места; личность, можно сказать, только и видят «коммунисты» XIII века, только и утверждают личность в обществе и общество — в личности; одного — во всех и всех — в одном.

Надо ли говорить, какие из этого следуют необозримые выводы, вплоть до различия высшего человеческого космоса от хаоса, или, говоря на языке Августина, — «Града Божия», civitas Dei, от «Града Диавола», civitas diaboli?

VII

«Всякую зависть изгнал он из сердца своего, кроме одной: видя беднейшего, чем он, завидовал ему и, соперничая с ним, боялся, как бы не быть побежденным», — вспомнит о Франциске один из его учеников.

Наш коммунизм — нищий Лазарь, который завидует богачу, «пирующему каждый день блистательно», а «коммунизм» XIII века — богач, который завидует нищему Лазарю. Двигался мир и тогда, как теперь, вечною завистью бедных к богатым, но к ней прибавлялась тогда непостижимая для нас, как будто противоестественная, зависть богатых к бедным: точно в действие земного притяжения вмешивалась сила притяжения какой-то иной планеты, нарушая законы нашей земной механики, — пусть только в одной, почти геометрической точке, но ведь и этого достаточно, чтобы все на земле перевернуть вверх дном.