— А я не в вечернем платье, и мне прощается, — нашлась она. — Вот если бы ты не торопился, и я оделась, как того требует случай…

— Одежда не имеет значения, — настаивал Иван. Но тут же смутился, глядя на очаровательную грудь Лизы, так давно волнующую его. Он наполнил бокалы золотистым вином, поднял свой и посмотрел своей избраннице в глаза.

— Я верю, что ты всё понимаешь, — их бокалы одобряюще зазвучали от легкого прикосновения.

— Вино замечательное, — попыталась сменить тему Лиза, — но его явно придумали коварные мужчины, чтобы уговаривать скромных девушек.

Иван не ответил. Не торопясь, он начал очищать оставшиеся креветки и очень бережно подносить их к губам возлюбленной. Их незнакомый аромат и терпкий привкус так гармонично сочетались с вином и приправами, что она вновь прикрыла глаза от наслаждения.

— А теперь я хочу сказать одну фразу, которая обязательна в данной церемонии, но если ты посчитаешь её лишней, то можешь не повторять за мной. Каждый говорит за себя, и никто никого не принуждает. Если не хочешь, то можешь лишь посмотреть на красивый обряд, которому несколько сотен лет, но не участвовать в нем. Просто промолчи, — Иван взял свой бокал правой рукой, и накрыл его левой ладонью.

Лиза настороженно молчала. Глядя ей в глаза, он тихо продолжил:

— Разделяя с тобой трапезу, я разделяю с тобой и свою жизнь.

Не торопясь, он осушил весь бокал. Лиза — тоже. Тогда Иван протянул ей свою левую ладонь, она последовала за ним. Очень бережно он стал переворачивать свой бокал над открытой левой ладонью Лизы и стал ждать. Маленькая капелька сбежала по внутренней стенке и упала в серединку ладони Лизы. Она исполнила все в точности.

— А самую последнюю каплю своей жизни я отдам тебе, — его голос задрожал, выдавая волнение.

Как эхо, заворожено глядя Ивану в глаза, Лиза повторила эти трогательные слова. Не сговариваясь, они поднесли свои ладони к губам, вбирая капельки. Чуть помолчав, Лиза первой прервала тишину:

— Так красиво и необычно. Интересно, кто это придумал.

— Точно никто не знает. Они просто верят в это.

— А креветки обязательно? — не унималась девушка.

— Это же обряд. Ну, пекут же у нас куличи и пасхи.

— Да, ты прав, — Лиза вздохнула. Потом, вопросительно приподняв правую бровь, полушутя спросила:

— А что, я теперь вот могу называться… Как ты там сказал…

— Валороссо, — серьёзно подсказал он.

— Вань, ты смеешься? — растерянно протянула Лиза.

— Они просто верят в это сердцем, а не записывают на бумаге.

— И что, я вот теперь могу приехать на Сицилию и сказать «здрассьте, я ваша…», — девушка попыталась шутить, но, встретившись с серьезным взглядом возлюбленного, остановилась.

— Я знаю, что ты не позволишь себе ничего подобного. Хотя приехать мы, конечно, можем, и нас примут как родственников.

— Никогда не была на Сицилии, — мечтательно выдохнула она.

— Если ты станешь к этому относиться серьезно, то будешь помнить и про свою каплю, — Иван оставался очень серьезным.

Лиза замерла. В её воображении промелькнули какие-то кровавые сцены, и ощущение стыда за какие-то мелочные поступки, вернее только мысли о них, так разволновали её, что, помолчав некоторое время, тихо произнесла:

— Если только верить.

— Ты знаешь, пять лет назад я тоже был в подобном замешательстве. Мы ведь воспитаны по-другому и многое сначала воспринимаем умом.