Перед этим судом предстали и многие мои сообщники-чужестранцы; они подверглись самому суровому допросу в связи с некими неправильностями, вкравшимися в их паспорта. У русских полицейских ищеек тонкий нюх, и они изучают паспорта более или менее пристально, смотря по тому, как понравились им их владельцы; мне показалось, что они относятся к пассажирам одного и того же корабля далеко не одинаково. Итальянского негоцианта, который проходил досмотр передо мной, обыскивали безжалостно, хочется сказать – до крови; его заставили даже открыть бумажник, заглянули ему за пазуху и в карманы; если они поступят так же со мной, я вызову у них большие подозрения, думал я.

Карманы мои были набиты рекомендательными письмами, часть из которых я получил непосредственно от русского посла в Париже, а часть – от особ не менее известных, однако письма эти были запечатаны, и это обстоятельство принудило меня не оставлять их в чемодане; итак, при виде полицейских я застегнул фрак на все пуговицы. Однако они не стали обыскивать меня самого, зато проявили живой интерес к моим чемоданам и тщательнейшим образом осмотрели все мои вещи, в особенности книги. Они изучали их нестерпимо долго и наконец конфисковали все без исключения, держась при этом по-прежнему необычайно любезно, но не обращая ни малейшего внимания на мои протесты. У меня отобрали также пару пистолетов и старые дорожные часы; напрасно я пытался выяснить, что противузаконного нашли стражи порядка в этом последнем предмете; все взятое, как меня уверяют, будет мне возвращено, но лишь ценою множества хлопот и переговоров. Итак, мне остается повторить вслед за русскими аристократами, что Россия – страна ненужных формальностей.

Российские чиновники, впрочем, вовсе не считали эти формальности ненужными. Прежде чем поговорить о том, насколько достоверно это описание и что соответствовало ему в подлинных таможенных и полицейских постановлениях, приведем еще одну аналогичную зарисовку. Преимущество ее в том, что она принадлежит путешественнице, которая прибыла в Петербург морским путем, как и Кюстин, но на два месяца раньше него, в мае 1839 года, и рассказала о своих впечатлениях за четыре года до публикации кюстиновской книги. Путешественницу звали Сюзанна Вуалькен (1801–1877), она была женщина передовых взглядов, журналистка, сенсимонистка, предшественница феминизма, а в Россию приехала работать акушеркой и оставалась в нашей стране целых семь лет; ее письма к сестре, в которых она описывала свое пребывание в Российской империи, впервые были изданы только в конце ХХ века, в 1979 году, под названием «Записки сенсимонистки о ее жизни в России. 1839–1846». Так вот, Сюзанна Вуалькен описывает свое прибытие в Петербург следующим образом:

Проспав несколько часов, мы были разбужены на заре каким-то непривычным шумом. То были господа из высшей полиции в сопровождении таможенников; все они направлялись на свой пост с большим грохотом, не выказывая никакого почтения к нашим более или менее счастливым снам. Капитан, проходя мимо наших кают, разбудил нас, крикнув во все горло: «Поторопитесь, дамы и господа, имперские досмотрщики взяли нас на абордаж; поскольку ждать они не любят, они сейчас спустятся поздравить вас с прибытием». Сборы наши совершались в беспорядке и представляли собой зрелище весьма живописное. В то время когда матросы под пристальным надзором таможенников втаскивали на палубу товары и багаж пассажиров, внизу, в каютах, путешественники второпях бросали в саквояжи домашние туфли, жилеты и галстуки. Дамы, складывая свои вещи, старались скрыть от взоров местных аргусов мелкую галантерейную контрабанду: так поступают все, кто сюда приезжает. Агенты высшей полиции, или, если выражаться более пристойно, служащие императорской канцелярии, спустились, чтобы рассмотреть всех нас, прежде чем выдать нам дозволение въехать в страну. Все мы взяли в руки свои паспорта, а эти солидные господа начали допрос по всем правилам.