– Ты же осенью встретил свою кудрявую любовь, – ехидно заметила я.

– Почему осенью? Мы вместе с лета, когда ты укатила к бабушке, – проинформировал меня Сашка. И мне отчего-то стало горько во рту. У них все серьезно.

– А октябрь вообще жуткий, – продолжил Сашка. – Я прямо чувствую, как природа вокруг умирает.

– Саша? Ты чего, готом решил заделаться?

– Ты знаешь стихи Андрея Пермякова?

– Нет, ты можешь хоть раз без стихов…

Но Сашка уже, видимо, не мог:

Дальше не помню.

– Чудесно! Жизнеутверждающе. – Я продолжила дальше жевать бутерброд. – Может, поговорим о чем-то светлом и прекрасном?

– О Лизе?

– Разумеется! А я к чему веду? То же самое хотела тебе предложить.

Саша тихо засмеялся, а я наконец не выдержала:

– Что ты в ней нашел?

– А ты вообще ее видела?

– Саш, но ты ведь не из тех, кто ведется на внешность.

– А кто сказал, что внешностью все ограничивается? Она очень положительная, добрая, мне нравится ее открытая улыбка. Ну и еще есть вещи, о которых тебе знать не положено. Вот в ноябре, так и быть, проведу тебе лекцию на тему полового воспитания, – заржал Сашка.

Я густо покраснела:

– Какой же ты все-таки идиот!

– Ну, а у тебя что?

– Что?

– Ты без ума от Маринкиного Кораблева?

– Чего-о-о? – закричала я возмущенно. Где-то над головой с ветки вспорхнула птица. – Нет! Откуда вы все это взяли?

– Ага! – торжественно произнес Сашка. – Значит, не я один так думаю. Не знаю, просто когда ты произносишь его фамилию или слышишь о нем, твое лицо… Оно какое-то странное.

– Нет, – решительно покачала я головой. – Антон мне точно не нравится. И я сама не пойму чем. Вроде он нормальный парень. Просто я его боюсь.

Саша удивился:

– Он что, приставал к тебе? Ты только скажи!

– Да нет же, нет. Это как-то на подсознательном уровне, что ли. Мне кажется, из-за него будет крах. Я потеряю что-то ценное…

– Что-то ценное? – Саша заржал. – Девичью невинность?

– Да ну тебя! – Мне захотелось спустить его с крыльца или вылить из термоса горячий чай. – Даже не знаю, каким ты раздражаешь меня больше: когда без конца пошлишь или травишь свои стишата.

Саша стал серьезным и внезапно дотронулся пальцем до моих губ:

– Зырянцева, что-то у тебя уже губы синие.

А теперь еще и пересохли.

– Да, я начинаю опять замерзать, – тихо призналась я. Громче сказать не могла.

Саша поднялся с деревянных ступеней, на которых мы расположились, и скрылся в доме. Вернулся он с большим плюшевым пледом, накинул мне его на плечи и крепко обнял.

Морозная осенняя тишина убаюкивала и уже не казалась, как в самом начале, зловещей. Только далеко-далеко у кого-то из дачников, кто, видимо, живет здесь круглый год, из приемника доносилось:

– «Служебный роман». Мы с мамой каждые новогодние каникулы смотрим этот фильм, – наша маленькая семейная традиция. Но со строчкой о погоде я сегодня поспорила бы, конечно. Хотя нет дождя – и на том спасибо.

Саша мерно дышал мне в макушку. Так хорошо.

– А если бы октябрь, как в том стихотворении, что ты прочитал, длился полгода?

– Я бы тогда прямо тут на веранде откинулся.

«А я бы так просидеть могла и октябрь длиною в жизнь», – подумала я и испугалась собственных мыслей.