Только время от времени сжимались тонкие бледные губы и беспрерывно шевелились тонкие бледные руки. Она, видимо, ждала чего-то, сулившего ей приятную неожиданность и даже удовольствие: на пергаментные щеки лег розовый лепесток румянца, а широко расставленные серые глаза под правильными и еще темными бровями, между которыми не было и намека на морщины, продолжали почти бессознательно замечать всякие мелочи, совсем как глаза араба или индейца продолжают видеть все, что творится кругом, даже когда мысли их обращены в будущее. Вот так Фрэнсис Флиминг Фриленд (урожденная Мортон) поджидала своего сына Феликса и внуков Алана и Недду.
Вскоре она заметила старика, который брел, прихрамывая и опираясь на палочку, туда, где аллея выходила на открытое место, и сразу же подумала: «Зачем он сюда идет? Наверно, не знает дороги к черному ходу. Бедняга, он совсем хромой. Но вид у него приличный».
Она встала и пошла к нему; его лицо с аккуратными седыми усами было на редкость правильным, почти как у джентльмена; он дотронулся до запыленной шляпы со старомодной учтивостью. Улыбаясь — улыбка у нее была добрая, но чуть-чуть неодобрительная, — она сказала:
— Вам лучше всего вернуться вон на ту дорожку и пройти мимо парников. Вы ушибли ногу?
— Нога у меня, сударыня, повреждена вот уже скоро пятнадцать лет.
— Как же это случилось?
— Задел плугом. Прямо по кости, а теперь, говорят, мышцы вроде как высохли.
— А чем вы ее лечите? Самое лучшее средство — вот это.
Из глубин своего кармана, пришитого там, где никто карманов не носит, она вытащила баночку.
— Позвольте я вам ее дам. Намажьте перед сном и хорошенько вотрите! Увидите, это прекрасно помогает.
Старик, поколебавшись, почтительно взял баночку.
— Хорошо, сударыня. Спасибо, сударыня.
— Как вас зовут?
— Гонт.
— А где вы живете?
— Возле Джойфилдса, сударыня.
— А-а, Джойфилдс! Там живет другой мой сын, мистер Мортон Фриленд. Но туда семь миль!
— Полдороги меня подвезли.
— У вас тут есть какое-нибудь дело?
Старик молчал. Унылое, несколько скептическое выражение его морщинистого лица стало еще более унылым и скептическим. Фрэнсис Фриленд подумала: «Он страшно устал. Надо, чтобы его напоили чаем и сварили ему яйцо. Но зачем он так далеко шел? Он не похож на нищего».
Старик, который не был похож на нищего, вдруг произнес:
— Я знаю в Джойфилдсе мистера Фриленда. Очень добрый джентльмен.
— Да. Странно, почему я не знаю вас?
— Я мало выхожу из-за ноги. Внучка моя тут у вас в услужении, вот я к ней и пришел.
— Ах, вот оно что! Как ее зовут?
— Гонт.
— Я тут никого не знаю по фамилии.
— Ее зовут Алисой.
— А-а, на кухне, — милая, хорошенькая девушка. Надеюсь, у вас не случилось какой-нибудь беды?
Снова старик сперва ничего не ответил, а потом вдруг прервал молчание:
— Да как на это посмотреть, сударыня… Мне надо с ней перемолвиться парочкой слог по семейному делу. Отец ее не смог прийти, вместо него пришел я.
— А как же вы доберетесь назад?
— Да, видно, придется пешком, разве что меня подвезут на какой-нибудь повозке.
Фрэнсис Фриленд строго поджала губы.
— С такой больной ногой надо было сесть на поезд.
Старик улыбнулся.
— Да разве у меня есть деньги на дорогу? — сказал он. — Я ведь получаю пособия всего пять шиллингов в неделю и два из них отдаю сыну.
Фрэнсис Фриленд снова сунула руку в тот же глубокий карман и тут заметила, что левый башмак у старика не зашнурован, а на куртке недостает двух пуговиц. |