Изменить размер шрифта - +
Сейчас, когда жизнь направилась, она желала только одного: получше устроить Надюшкину судьбу. И со скрытой придирчивостью всматривалась в дочь. Видела, что та вступает в пору девичьей зрелости. Надюшкино лицо очистилось до гладкой белизны, глаза повзрослели, торопливое любопытство сменилось в них спокойной внимательностью. Волос, который Надюшка не затягивала в тугую косу, а заплетала вольно, казался гуще, богаче. Да и сама Надюшка заметно изменилась, тело наливалось ровно, плечи притягательно округлялись, груди вызревали аккуратными, широко расставленными, стан весь преобразился, заставив и походку сделаться иной. Глядела на нее Анна Матвеевна и угадывала наперед, что в обличье дочери переменится потом, когда женщиной она станет. И казалось ей в такие минуты, что все вроде бы ладно у Надюшки, а потом душа вдруг вздрагивала от простой и тревожной мысли: и почему это она с ребятами не гуляет?

Спросить об этом саму Надюшку не то стеснялась, не то боялась. Да и как спросишь?

Сама Надюшка по вечерам из дома никуда не рвалась, а коли мать не просила какой-нибудь помощи, усаживалась за шитье, а еще охотнее за вышивку, в которой стала большой мастерицей. Летом любила ходить в лес, да не просто побродить там или подурачиться, а непременно с корзинкой. Таких и подружек себе подбирала. То с грибами явится домой, а то и полную корзину цветов принесет, а потом сидит на крылечке целый день и составляет букет. Поставит его в посудине посреди стола в чистой комнате, ходит вокруг него, поглядывает, улыбается ему.

В кино тоже одна не бывала. И вот когда отправлялась туда в девичьей компании, мать видела, что не похожа она на других девчонок. Глядит, бывало, Анна Матвеевна на другую и завидует: и курносая, и конопатенькая, и косичка рыженькая с тесемочной закинута куда-то наверх и вбок. А глазешки в белесых ресницах такие настырные, так палят по всем сторонам, спасу нет. Да и повертывается так, что думаешь, вот сейчас платьишко на ней так и треснет по швам. Идут по улице, трещат как сороки, никого не пропустят, чтобы словом не задеть. А Надюшка меж ними как сбоку припека: и слова лишнего от нее не услышишь, и не схохочет громко, разве только улыбнется. Да и глаз не подымет, будто оступиться боится.

«Нет, не кинется на такую парень», — только и подумает с тоской.

И надеялась, и вздыхала, и пугалась, и снова надеялась, хоть вера была и невелика. После очередного сватовства в Купавиной не сдержалась перед мужем:

— Гляжу на нашу Надюшку и ничего понять не могу, — осторожно заговорила, улучив минуту, когда оказались вдвоем.

— А что надо понимать? — осведомился Иван Артемьевич.

— Все Надюшкины подружки, как девки, с парнями ходят, а наша все одна да одна…

— Ну и что?

— Да ничего. Вроде бы ей никого и не надо, а ведь скоро и невестой станет…

Иван Артемьевич молчал. Видно было, что ждал, когда жена скажет все. Пришлось Анне Матвеевне договорить:

— В ее годы каждая задумывается уж про себя. Или никто из парней не глядит на нее, или что?

— Не боись, — непонятно отозвался Иван Артемьевич.

— А чего же еще бояться? — по-своему истолковала Анна Матвеевна его слова. — С меня-то какой спрос? У меня и приданое для нее кое-какое уж заготовлено. Я что? За мной дело не станет. А вот она…

— Что она? Нормальная девка, по-своему себя разумеет. С чего это ты лучше ее знаешь, когда ей с парнями дело иметь? Придет время — все само образуется без тебя. А парни что? Еще ни одна в девках, как и ты, не оставалась, если уж совсем не урод. Парни тоже не все красавцы писаные, каждый Сенька шапку по себе выбирает. И для нашей колпак найдется.

— Что-то не видно…

— А тебе бы все видеть! Выдумала заботу.

Быстрый переход