Изменить размер шрифта - +
Да и обличьем Костя тоже заметно переменился: в корпус пошел, стать зачал набирать по рангу профессии и даже прифрантился — шевиотовый костюм завел и хромовые сапоги в гармошку. А последний раз, видно, куда-то торопился, так при Иване Артемьевиче даже часы за цепочку из кармана вытянул, посмотрел на них, щелкнул крышкой и как-то неузнаваемо сказал:

— Ладно, дядя Ваня. Мне по делам пора.

И был таков.

А Иван Артемьевич погрустил в душе. Подумал уж который раз: старым становлюсь, шестой десяток доживаю, а все к молодым вяжусь. А они вон какие, лучше меня знают, что им делать…

Но Иван Артемьевич ошибался. Костя и в самом деле время зря не терял, а с осени решил продолжать учебу, чтобы года через три подготовиться на курсы машинистов.

Об этом он рассказал Ивану Артемьевичу осенью, когда вновь объявился на их картофельном поле, укараулив, когда они начали копать.

— За своими мешками пожаловал? — спросил его Иван Артемьевич, обрадовавшись.

— Ага! — так же весело отозвался Костя.

Но когда картошку свезли домой, за мешками не пришел. Не появился и зимой. Поэтому, встретив его в депо, Иван Артемьевич продолжил свою шутку:

— На семена, что ли, решил картошку-то оставить — не идешь?

— Точно! — захохотал Костя. — Весной два своих посажу, осенью двенадцать возьму и женюсь. Молодая хоть знать будет, что со мной с голоду не замрет.

— С дальним прицелом жить норовишь, — оценил Иван Артемьевич. — А ездится как?

— Слушать надо, что говорят про твоих выдвиженцев, дядя Ваня. Ты, как видно, и узнавать меня перестал?

— Как это так? — не понял Иван Артемьевич.

— А вот как пойдешь в контору, так перед дверями-то поверти головой, — посоветовал Костя.

— Загадки загадываешь?

— Ага. А ты отгадай! — весело задирал Костя.

— Тебе такую не загадать, которую я не отгадаю, — предупредил Иван Артемьевич. — Чем расплачиваться собрался?

— В буфете на станции в получку, — поставил на кон Костя.

И помахал на прощание.

…Перед входом в контору Иван Артемьевич приостановился. Головой вертеть не стал, а пробежал взглядом по объявлениям, по показателям бригад. И только потом увидел, что на доске ударников производства прибавился новый портрет. Прилизанный Костя Захаркин смотрел с него на людей остановившимися испуганными глазами, будто только что проглотил лягушку. А может, задыхался в галстуке с крупными горошинами, какого Иван Артемьевич сроду ни на ком не видывал.

Потоптавшись возле доски, Иван Артемьевич специально вернулся в депо, нашел Костю и спросил сразу:

— В какой это фотомастерской ты свою рожу в перетяжку отдавал?

Костя не сразу понял своего наставника и глупо выпялил глаза.

— За такую фотку с тебя полполучки взять мало. А галстук-то где такой выкопал?

Тут Костя понял, что к чему, и ответил только на вопрос:

— С ребятами на все общежитие один купили. Сейчас и на документы требуют с галстуком…

Иван Артемьевич тихонько свистнул и, покрутив указательным пальцем у виска, повернулся и пошел прочь. Костя так и остался стоять.

Всю дорогу до дома Иван Артемьевич улыбался, шагал, весело попыхивая трубкой, как будто помолодел. А дома с порога объявил жене:

— Костя-то мой в ударники шагнул, мать!

Анна Матвеевна замешкалась с ответом. А потом спросила непонятно:

— Сколь ему годов-то уж?

Иван Артемьевич не был готов к такому вопросу.

— Сейчас подсчитаем, — сказал, растопырив пальцы.

Быстрый переход