Но когда он вызывал к себе в кабинет, да еще срочным порядком, через служебное начальство, считай, дознался до чего-то и начнет меры принимать. Тут уж держись!
Колька Бояркин тоже понял, что его не за премией зовут.
Александр Павлович с ним даже не поздоровался, а только встал из-за стола, смерил взглядом и приказал:
— Садись.
Колька прилепился на краешек стула. На Завьялова глаза поднять боялся.
— Ну, рассказывай, — попросил Завьялов.
— Чего? — попробовал отделаться дурачком Колька.
— Рассказывай, рассказывай. А что — сам знаешь. В крайнем случае помогу.
Колька молчал.
— Давид Надирович, напомните ему, — обратился Завьялов к Султанову.
Тут уж и Колька устоять не мог.
— Выпивший я был, Александр Павлович, — выдавил из себя покаяние. — Завелся.
— Что значит «завелся»? — резанул вопросом Завьялов.
— Ну, сказал, значит, что все говорят…
— Что говорят? И кто «все»?
— Не знаю кто, — запыхтел Колька. — Выпивший я был, в общем.
— Хулиган ты!
Сказал, как гвоздь вбил. И прошелся по комнате так, что половицы скрипнули, а у Кольки плечи передернуло. Остановился возле стола, задумался. Только потом заговорил:
— Война идет. Люди себя без остатка работе отдают. А ты лезешь им в душу грязными руками. Что ты знаешь о Заяровой? Что?! Скажи мне.
— Все знают… ездила.
— Куда ездила? Зачем?
— С солдатами…
— Куда, спрашиваю?! Хорошо, с солдатами. Ну и что?
Колька заерзал на стуле.
— Известно что…
— Что известно?! — почти крикнул вдруг Завьялов. Не дождался ответа, передохнул. — Нам известно, что Заярова — комсомолка, отлично закончила школу, подала заявление в институт. Вот что известно! А что знаешь ты? Ну, говори!
— Люди говорят.
— Я спрашиваю, — перебил Завьялов, — что знаешь ты?
— Я с ней не ездил…
В этот миг дверь с шумом распахнулась и, стукнув палкой, в кабинет запрыгнул путейский конюх Степан:
— Щиты для плакатов привез, Александр Палыч! Куда…
— Негодяй!..
Степан перепуганно сдернул с головы фуражку.
— Да не ты! — досадливо махнул на него Завьялов. А потом показал на стул: — Садись. А негодяй — вот!
Александр Павлович перевел дыхание, сел за стол, долго молча смотрел на Кольку.
— Вот что, Бояркин… Мы хороших людей оскорблять не позволим. А ты заруби на носу: не перестанешь атаманить, с работы к чертовой матери выгоним.
— Не имеете права! — вдруг осмелел и занесся Колька. — Не в партии я, не в комсомоле. Не стращайте!
— Выгоним, Бояркин. К чертовой матери выгоним. За пьянство, понятно? А за хулиганство под суд отдадим. — Потом добавил с презрением: — Еще сватался, говорят. Жених… Как же ты жизнь собираешься строить? Для этого, знаешь, надо себя от всякой скверны освободить сначала… Иди.
Как пьяный, вышел Колька из парткома. В глазах одна злость бессильная осталась да страх. Все знали, что Бояркины скупые, как кулаки. Уехали они из деревни от колхоза. И если бы Кольку сейчас выгнали с работы, то и брони конец, а завтра — армия. Для Бояркиных это, конечно, беда.
…Александр Павлович подошел к окну и смотрел вслед Кольке Бояркину, пока тот не скрылся из виду. |