Троцкий решительно возразил своему подчиненному. Объяснял, что нельзя ставить перед Красной армией наступательные задачи: мировое революционное движение переживает спад, положение в России тяжелое, люди устали от войны и надо «отстоять для рабочих и крестьян возможно длительный период мира».

Да и сами красноармейцы не рассчитывают, что их заставят развязать новую войну. Поэтому, считал Троцкий, задача другая: «Мы учимся военному делу, вооружаемся, строим большую армию для того, чтобы обороняться, если на нас нападут».

Конечно, Красная армия может прийти на помощь восставшим трудящимся в других странах, но ее роль будет иметь «вспомогательное значение». Фрунзе и его единомышленников, жаждавших мировой революции и готовых разжечь ее с помощью армии, Троцкий назвал «нетерпеливыми стратегами».

Фрунзе считал, что у Красной армии должна быть революционная стратегия, в основе которой наступательность и маневренность: это «совершенно естественно, ибо в армии, создаваемой и руководимой пролетариатом, иного настроения, кроме активного, и быть не могло». Наступательный порыв решит исход будущих войн, потому что вражеские армии «окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником». Красная армия должна прежде всего учиться наступать…

Троцкий же говорил, что принятие только наступательной стратегии — авантюризм, непростительная ошибка, которая приведет к колоссальным жертвам. Армия обязана учиться обороне, к которой придется прибегнуть на первом этапе войны. Возможно и стратегическое отступление, которое позволяет выиграть время для мобилизации и развертывания собственных сил. Он считал, что не надо выдумывать какую-то особую стратегию и тактику, а надо учить красноармейцев и создавать современную боевую технику.

Десятилетиями Троцкому приписывали какие-то чудовищные глупости, а между тем выяснилось, что он рассуждал вполне здраво…

«Пролетарскую военную доктрину» удалось отвергнуть. В 1922 году в постановлении по военным вопросам, принятом XI партийным съездом, она даже не упоминается. В рамках съезда на совещании военных делегатов с основным докладом выступил Троцкий, а с содокладом — Фрунзе. Но перед съездом с Михаилом Васильевичем беседовал Ленин и дал понять, что намерен поддержать Троцкого.

Когда 3 марта 1925 года Михаил Васильевич выступал на заседании литературной комиссии ЦК, то самокритично напомнил о том, как несколько лет назад выдвинул теорию «единой военной доктрины»:

— В чем была сущность моих предложений? Она сводилась к пересмотру всех вопросов военной науки и искусства под углом зрения пролетариата, к установлению основ пролетарского учения о войне. В этой своей попытке я натолкнулся на жестокий отпор со стороны товарища Троцкого. Тогда я не стал развертывать широкой борьбы и сейчас скажу почему. Решительную роль сыграл мой разговор с товарищем Лениным. Я изложил ему свою точку зрения, и он ответил мне так: «Вы, военные коммунисты, здесь не правы. С точки зрения перспектив ваш подход, конечно, правильный. Разумеется, вы должны готовиться к задаче полного овладения военным делом и соответствующую работу вести. Пожалуйста, учитесь, выдвигайте молодые силы, но ежели вы сейчас станете выступать с теорией пролетарского военного искусства, то впадете в опасность комчванства. Мне кажется, что наши военные коммунисты еще недостаточно зрелы, чтобы претендовать на руководство всем военным делом…»

После откровенной беседы с вождем Фрунзе предпочел заявить, что у него нет разногласий с председателем Реввоенсовета Республики.