— Иди сюда, дитя мое… сядь рядом со мной. Я тебя не задержу. — Ее голос был на удивление мягок.
— Мне неловко, — сказала Досада. — Какое-то странное и страшное чувство, только не знаю, от кого оно исходит: от вас, от Арло или от вас обоих.
— Мой сын в сознании? — спросила Кокена.
«Конечно, Досада знает — ведь она телепатка», — у Арло не было от нее никаких тайн!
Вероятно, Досада кивнула утвердительно, поскольку Кокена продолжила:
— Хорошо, что он тоже это знает.
— Вам известно, кто я такая! — воскликнула Досада с неожиданным жаром. — И известно, чем все должно закончиться! Как вы можете после этого со мной говорить!
Теперь Арло воспринял ее чувства: в основном, переживание блаженства, отчасти — мрачная пропасть. Подействовала, наконец, телепатия, которая стала сильнее из-за отказа обычных его органов чувств. На три четверти человек, он воспринял отрицательные чувства Досады как положительные: на четверть миньон, он принял их такими, каковы они есть. Он и впрямь был смесью двух видов. Однако двойственность наделяла его широтой восприятия, которой иначе у него не было бы, хотя чтобы вникнуть в любое свое чувство, ему требовалось две точки зрения. Хтон мог видеть физические предметы с нескольких сторон, но о такой душевной голографии и не подозревал.
— Я помню твою мать, — сказала Кокена. — Прекрасная женщина — первая любовь Атона. Я никогда к ней не ревновала.
— Я не знала, что мой отец жив! — с болью вымолвила Досада. — Официально он считался мертвым, поскольку был сослан в тюрьму Хтона. Я встретила Атона, но моя убежденность помешала мне узнать его. Когда Арло рассказал мне, что его бабушка — Злоба…
— Успокойся, дитя мое! Мне известно, что ты этого не знала. Когда ты убежала от меня при нашей первой встрече, я догадалась, что ты миньонетка, и уловила во внешнем облике твое возможное происхождение. Я вспомнила, насколько умен дядя Вениамин Пятый, и поняла некоторые из его побуждений. От Атона в тебе было то, что…
— Я не собиралась предавать Арло! Смотрите… я по-прежнему ношу его хвею, и она жива. Я поклялась…
— Знаю, Досада. Понимаю. Позволь мне объяснить о хвее.
Почему Кокена внезапно успокоилась? Сейчас Арло улавливал ее чувства, отделяя их от Досадиных. Они в основном были положительными, лишь отчасти отрицательными — а это означало, что все они возникли как положительные, но были частично перевернуты ее особым восприятием. Она не притворялась, она была уверена и умиротворена.
— Теперь я знаю, что испытывает обычный человек, который любит миньонетку, — сказала Досада. — Я никому не хотела сделать больно, но я не могу обманывать свою природу. Будь Атон мертв, как я думала…
Возникла рябь ужаса, вызванная упоминанием о смерти Атона. Любовь Кокены была сверхъестественна, Арло никогда прежде не обозревал ее глубины.
— Когда Атону было семь лет, — сказала Кокена, — миньонетка Злоба — твоя и его мать — встретилась с ним и подарила ему хвею. Тогда-то он и полюбил ее. Много лет спустя он дал эту хвею мне, забыв о ее происхождении. Я не знала, что она принадлежит Злобе, но хвея этого не забыла, и поскольку я любила Атона, цветок остался живым. Даже когда Злоба умерла, хвея жила, ибо не могла понять, что произошло, ведь хвея неразумна. Но когда я вернула хвею Атону, она обнаружила, что его любовь к Злобе иссякла — миньонетка умерла, а он знал о том, что хвея принадлежит ей — и тогда хвея умерла.
Досаде предстояло во всем разобраться. |