Это положение не очевидно, но и не лишено смысла. Конечно, любой автор подвержен влия нию окружающих обстоятельств, культуры и языка.

Конечно, юный творец погубит себя, прикрывая свою наготу изящным одеянием зрелости.

Подобным же образом, как мы показали, автор может меняться от предложения к предложению.

Но это не означает, что я исчез в клубах дыма.

Идея Фуко о том, что автор является лишь заложником обстоятельств, относится в равной степени и к нему самому как к автору. Так что теория о несуществующем авторе была сформулирована несуществующим автором. То есть это не подтверждает ни существование, ни несуществование автора.

Здесь Фуко приходит к необоснованной крайности, которая, по иронии судьбы, как раз являлась продуктом его эпохи. В деконструктивизме Фуко эхом отдается философия бихевиоризма, находившаяся в 60-е-70-е годы на пике популярности. Согласно теории бихевиоризма не существует такой вещи, как «разум»; все, что мы имеем, — это видимые причины видимых результатов, другими словами, поведение. Сходство с идеями Фуко очевидно — хотя Фуко, конечно, не признавал себя бихевиористом. Является это ар гументом за или против несуществующего субъекта Фуко — решает читатель (которого может заинтересовать, что согласно теории Фуко он или она тоже не существуют, представляя собой лишь продукт культуры).

Многие из этих идей появились в книге Фуко «Археология знания», изданной в 1969 году. Книга была встречена широким признанием за рубежом и резкой многословной критикой в парижских интеллектуальных кругах (точный признак того, что автор уже вошел в пантеон французской культуры). Фуко и Дефер переехали в новую современную квартиру на Рю де Вожирар, одной из главных улиц Латинского квартала. Вид с восьмого этажа позволил Фуко увлечься новым хобби: рассматриванием молодых людей в квартирах на противоположной стороне улицы (при помощи бинокля с сильным увеличением). Обилие света дало возможность вернуться к старому увлечению — выращиванию марихуаны, к которой он привык в Тунисе. А по вечерам он принимал представителей высшего света, таких как Жюли Кристи и Жан Жене, поражая их своим кулинарным искусством. Но у этой жизни была и темная сторона, о которой не знал никто, кроме ближайших друзей Фуко. Все чаще и чаще модный интеллектуал в свитере-поло и вельветовом костюме превращался в причудливое ночное существо, которое курсировало по садо-мазо клубам.

Те, кто встречали его в таком облике, говорили, что это выглядело зловеще.

В 1970 году Фуко пригласили прочитать курс лекций в Токио; в том же году он читал лекции в Калифорнийском университете в Беркли, и они были восторженно приняты. В Сан-Франциско он открыл для себя купальни — настоящий ад в клубах пара, где буквально сотни мужчин собирались для участия в разных эзотерических оргиях.

То, что было запрещено во Франции, процветало в Америке. В отличие от остальных французских интеллектуалов он быстро понял и оценил американский образ жизни.

Легко осуждать образ жизни Фуко. Как мог серьезный философ так себя вести? Что бы сказали Платон и Спиноза? Но немногие из нас на самом деле являются такими, какими они хотят казаться. Стыд (или лицемерие) — неизбежная, казалось бы, часть цивилизованного общества.

Чем больше мы узнаем о мыслителях, особенно о современных, тем более странным кажется их поведение. Читая между строк, мы можем предположить, что и Платон, человек «не от мира сего», и праведный Спиноза были гомосексуалистами.

Кто скажет, что это означало? Такое знание должно вести к пониманию, а не скатываться к предрассудкам. Как сказал Ницше, «степень и вид человеческой сексуальности находят себя в высшем проявлении его духа». Не случайно, что Витгенштейн, произнесший знаменитые слова «Мы должны молчать о том, о чем не можем говорить», был скрытым гомосексуалистом.