Отшельник Ги был одним из «получивших образование», как говорят у нас в деревне: он окончил школу и работал помощником учителя. Однажды пьяные солдаты, эти беззаконники в мундирах, устроили засаду, пытаясь поймать Ги, который ночью блуждал по деревне в поисках пищи. Через несколько дней утром на площади, на доске объявлений Группы движения за демократизацию деревни, появились стихи, написанные отшельником Ги. Брат S, правда, сказал, что стихи принадлежат Кэндзи Миядзава, но в его собрании сочинений я не нашел этого стихотворения.

Вы собрались и швыряли в меня камнями. Для вас это просто забава, А для меня это смерть, — я сказал вам, И вы побледнели, и сжали губы, и изменились в лице.

Когда, стоя в оживленной толпе перед доской объявлений, я прочел стихотворение, я подумал, кто из присутствующих побледнеет и изменится в лице, если Ги скажет им: «Для меня это смерть». Я спросил об этом у брата S, но он мне не только не ответил, а, сжав губы и побледнев, грозно глянул на меня, показал кулак и прогнал.

Я спросил Ги — ведь в последнее время мощь людей беспрерывно вторгается в лес, — не стало ли там хуже для человека, ведущего жизнь отшельника? Но Ги решительно отверг мое предположение. Нет, сказал он, постоянно возрастает мощь леса. Деревня, утверждал он, скоро будет поглощена им. Действительно, в последние годы лес шаг за шагом наступает на деревню. Доказательством служит хотя бы то, что река, берущая начало в лесу, каждые пятьдесят лет смывает мост. Если исходить из того, что отшельник Ги сумасшедший, то можно заметить некоторую странность его метода доказательств.

— Такой метод мне, Така, не кажется странным, — вмешалась вдруг в разговор молчавшая до этого жена.—

С тех пор как я села в автобус, я не перестаю ощущать, что мощь леса растет. Подавленная этой мощью, я едва не лишилась чувств. Будь я отшельником Ги, я бы с радостью предпочла армию этому ужасному лесу.

— Нацу-тян симпатизирует, наверное, отшельнику Ги, — сказал Такаси. — Говорить, что человек, так остро ощущающий ужас леса, представляет собой антипод человека, сошедшего с ума и бежавшего в лес, мне кажется, неверно с точки зрения психологии, я думаю, их следует отнести к одному типу.

Вот тут-то я наконец смог представить себе, какие бы распустились цветы, если б я позволил беспрепятственно развиваться бутонам страха, прилепившимся к грубой, шершавой коже жены. Я разорвал цепь ассоциаций, пытаясь нарисовать себе картину, как обезумевшая жена бежит в лес. Вспомнилась статья Кунио Янагида о женщинах, «почти обнаженных, лишь с тряпкой вокруг бедер, рыжих, с горящими глазами». «И это иногда становится очень серьезной проблемой, — пишет он, — когда в результате послеродового психоза деревенские женщины убегают в лес».

— В деревне можно купить виски, Така? — спросил я, побуждаемый инстинктом самосохранения.

— Мицу препятствует моему решению стать трезвенницей.

— Нет, я сам хочу выпить. А ты присоединишься к трезвой «гвардии» Така.

— Меня беспокоит сейчас только одно — смогу ли я заснуть без виски. Я ведь пью по вечерам совсем не для того, чтобы напиться. Когда Хосио бросил пить, он не страдал бессонницей?

— Честно говоря, я точно не знаю, много ли пил Хосио. Может, он водки в рот не брал и все это только разговоры. Просто хочет похвастаться своим героическим прошлым, а годы у него еще такие, что никаких геройских подвигов он не совершил. В общем, я не уверен в том, что он не врет, — сказал Такаси. — Я слышал, как Хосио разъясняет Момоко половую проблему. Бред. У них не было близости, и поэтому им кажется, что хотя бы обсуждать эту проблему с апломбом знатоков — героизм. Ха-ха!

— В таком случае мне придется самостоятельно, без вашей помощи тренировать себя, чтобы стать трезвенницей, — грустно сказала жена.