57) «Первый премьер, который берет тайм-аут из-за каких-то неясных психологических проблем, естественно, получает тонны сочувствия и поддержки со всех сторон, — говорит Йенс, — но стоит второму премьеру сделать то же — и прощай, Норвегия, мы превратимся в страну депрессивных премьер-министров, урон репутации будет мгновенным и совершенно осязаемым; очевидно, короче, что лицом трудоголиков должен был стать я, всякий же человек может себе представить, через что мне пришлось пройти, тем более что я представляю партию, которая укоренена в народе, во всяком случае, так было совсем недавно, пусть кто-то не согласится со мной, но я считаю, что у нас по-прежнему очень близкий контакт с простыми людьми, а разговоры о том, что рабочего класса больше нет, не более чем досужий треп, хотя рабочие должны бы выказывать большую лояльность и голосовать за партию, которая обеспечила им такой уровень жизни и такие законы, что теперь они ежечасно наслаждаются ею (жизнью) и имеют так много свободного времени, что его с легкостью хватает и на то, чтобы ругать партию и непрестанно чего-то требовать, и в любом случае я представляю большую партию, а этот христианский деятель — маленькую и странную».

58) Йенс делает глоток вина. И Фвонк делает глоток. Йенс делает еще один глоток вина.

«Нет, — говорит он вдруг, — этот христианин народный залез наверх и затащил за собой лестницу — вот что он сделал. И как это согласуется с любовью к ближним, позвольте спросить?»

«Да, — соглашается Фвонк, — согласуется не очень».

Йенс вскочил и в глубоком отчаянии начал нарезать по комнате круги, совершенно не замечая, что то и дело кивает, Фвонк даже подумал, что это ровно как синдром перенапряженных ног, только тут не ноги, а голова. В Обществе ходьбы был один такой, у него нога никогда не бывала в покое, интересно, как он сейчас и что там, кстати, с его ногой?

59) «Не то слово, — кипятится Йенс, — это явная нелюбовь к ближнему, эгоизм и глубокое себялюбие, довольно к тому же несимпатичные. Я не то чтобы прямо болен, у меня нет диагноза, но я устал, подавлен, иногда не могу собраться, а в другие разы, представь, свирепею, изредка мне все становится безразлично, такого со мной раньше никогда не случалось, а сейчас я испытываю много разных чувств, которым обычно нет места в государственном лидере, но у меня редко находится время их пережить, поэтому я давно понял — мне нужна комната, пространство, где я смогу быть просто собой, пусть кратко, урывками, вот как сейчас, а ведь правда, кстати, сейчас я целиком и полностью равен себе, без утаек, без маски, борода не в счет».

Хлопс — Йенс отклеил бороду и зашвырнул ее в угол.

«Вот зачем я поручил одному из моих секретарей снять у тебя комнаты. Просто чтобы в моей круговерти образовался тот самый карман, такой пустынный остров, только мой, и больше ничей, где я смогу думать, чувствовать и при случае злиться. А те, кого ты назвал моими друзьями, — это моя охрана, такой порядок, меня нельзя оставлять без присмотра, так было и раньше, мы не такие простодушно-наивные, как некоторые думают, но прошлым летом в этом плане все стало гораздо жестче. Считается нежелательным, чтобы меня, как Пальме, кокнул на улице неустановленный преступник. Меня и самого это не прельщает, я хочу жить. Нет, правда, Фвонк, мне хочется пожить. Но очень трудно быть с собой накоротке, когда рядом все время кто-то не спускает с тебя глаз. Конечно, мир не без психов — так всегда было, но теперь, после случившегося, я вынужден признать, что люди могут пойти вообще на что угодно, никаких табу нет.