186) Фвонк все сильнее замыкается в себе, его тошнит от вида брюхатых, прогуливающихся по улице под окнами в сиянии своей неизменной чистоты и великолепия, они все слышат, все знают и видят его насквозь. Однажды Фвонк открыл окно и крикнул брюхатой: «Да, стена никудышная, вот почему шпалера все время разъезжается! Покупай другой дом!»

Брюхатая, бедная крошка, ничего не поняла, но у нее впереди столь радостные события, что это происшествие она не стала принимать близко к сердцу, тем более оно такое занятное и ей не терпится рассказать о нем товаркам.

187) Позвонил врач, новые обследования, рак прямой кишки. Врач выстукал ему голову. Вас тошнит, кружится голова, ведете себя нерационально?

188) Дополнительные обследования. Метастазы в мозге. Запущенный. Неоперабельный.

189) Фортепьянная музыка, акварельные краски, сон. Фвонк обнаружил, что абстракции, которые он рисовал в последние месяцы, неотличимы от заставки на компьютере врача Радиологической больницы, сделавшего множество снимков, а потом со всей возможной бережностью сообщившего, что изменить уже ничего нельзя. «Можно только купировать боли, — сказал доктор, — до известного предела». Какая-то часть Фвонка знала это давно.

190) Позвонила Хельга, спросила, как его дела. Фвонк рассказал. Тем же вечером приехал Йенс. «Я на минутку, — сказал он, — Хельга ждет в машине».

Потом погладил Фвонка по мокрому от испарины лбу.

«Ты справился с новогодней речью?»

«Фвончик мой, что ж ты не сказал, что болеешь?»

«Я не знал, думал, это из-за падения нравов, что оно так выглядит».

«Мне очень больно за тебя».

«Да».

«И я ничего не могу сделать?»

«Ты можешь сказать, что я по-прежнему твой друг».

«Ты по-прежнему мой друг».

«А ты давай хорошо управляй страной».

«Да, я буду».

191) Посреди ночи дверь распахнулась, и Фвонка силой потащили на Виктория-Террасе, где расположился штаб норвежского филиала всемирной сети брюхатых InterPreg.  Орущего и брыкающегося, его пронесли по коридору, вдоль которого в изящных отремонтированных кабинетах брюхатые разбирали почту на всех языках и отвечали на звонки. «InterPreg, чем могу помочь?» — по-английски спросил женский голос, когда его тащили мимо. Его швырнули в камеру, но время от времени выводят оттуда на допросы, брюхатые владеют изощренными техниками дознания. «Почему ты это сделал? Ты не считаешь, что обязан был сообщить об экономических преступлениях? Какой мир ты хотел оставить нашим детям? Что ты за человек такой, Фвонк?» В конце концов брюхатые утомились от его душераздирающих криков и очевидной физической слабости. Его отпустили. Он плелся по серым рассветным улицам, а местные таксисты думали про него: еще одна жертва InterPreg.

192) В светлые минуты Фвонк наводит в доме порядок, сортирует и выбрасывает бумаги. Он не хочет оставлять по себе несвязно болтающихся жизненных нитей, но быстро сдается, это слишком тяжело, сил уже нет. До сих пор он считал, что падение нравов затрагивает только внешнюю сторону бытия, оно как глушилка, поставленная между ним и всеми остальными, некая сила, препятствующая ему попасть на следующую жизненную ступень. И у него была мечта, наивная, как он теперь видит, что время вылечит и раны падения нравов тоже, но теперь ему ясно, что этого не произойдет, разложение распространилось на все, как грибок в стенах дома, тихо и исподволь, он и не заметил, что вся его система заминирована. Сначала нравы зашатались в финансовой отчетности Общества спортивной и оздоровительной ходьбы, потом затронули их с Агнес отношения, а теперь падение дошло до молекулярного уровня, угнездилось в Фвонке и растет, он и падение нравов теперь одно целое, нераздельное.