– Посади и меня в клетку! – орала Кирстен. – Пусть я тоже там буду!

– Да ты рехнулась! – возмутился дед.

Она вспомнила этот эпизод, узнав из газет, что норвежское государство создало первую в мире полицейскую службу по борьбе с жестоким обращением с животными.

Скоро после дед умирал в больнице. В один из последних дней она улучила момент, когда сестра и остальные родственники спустились в кафетерий, и склонилась над стариком, чтобы прошептать ему на ухо несколько слов.

– Пропади ты пропадом, отправляйся в ад, старая сволочь…

Кирстен надеялась, что он успел вспомнить и понять.

Она обвела взглядом кафедру, алтарь, большое распятие, фрески и вспомнила, что даже Агнес Гонджа Бояджиу, больше известная миру как мать Тереза, провела большую часть жизни в бездонной ночи веры, писала о туннеле, о чудовищной темноте, как будто внутри все умерло. Сколько еще верующих живут во тьме и движутся по духовной пустыне, секрет которой известен им одним?

– У тебя всё в порядке? – поинтересовался Стрэнд.

– Да.

Она достала планшет и вывела на экран видеоматериалы, снятые бергенскими коллегами.

Ecce homo. Се человек.

2. Голова закинута в пустоту, рот открыт, язык высунут, будто она ждет просфору.

3. На размытом крупном плане видно, что лицо у жертвы в крови и синяках, избитое, почти все кости – носовая, скуловые, решетчатая, обе челюстные – раздроблены; углубление в центре лобной кости, глубокое и ортоскопическое, напоминает желобок или бороздку, нанесенную тупым удлиненным предметом, предположительно – обрезком металлической трубы.

4. Одежда местами разорвана, правая кроссовка отсутствует, на ноге белый шерстяной носок, грязный на пятке.

Судя по первому впечатлению, женщину забили насмерть. Сначала пустили в ход железную трубу – проломили грудную клетку и размозжили череп, – потом использовали монстранцию . Окровавленная дароносица лежала рядом с телом на алтаре, и эксперты зафиксировали особый характер нанесенных ран: лучи делают монстранцию похожей на солнце. Эти самые лучи-мечи-ножи оставили глубокие порезы на лице и руках неизвестной. Потом ей перерезали горло, и кровь попала на дарохранительницу – до того, как остановилось сердце. Кирстен попыталась сконцентрироваться. Одна деталь в картине преступления была важнее всех остальных, вместе взятых.

Кроссовка «Норт Фейс», черная с белым. Ее нашли метрах в двух от алтаря. Почему?

– Документы при ней были?

– Да. Ее зовут Ингер Паульсен. В центральном архиве уголовных преступлений на нее ничего нет.

– Возраст?

– Тридцать восемь лет.

– Замужем? Дети есть?

– На оба вопроса ответ отрицательный.

Кирстен посмотрела на Каспера. Обручального кольца на пальце нет. Но он может снимать его, когда работает. А держится как женатик. Она подошла чуть ближе: была дистанция личная – стала интимная, меньше полуметра, и он напрягся.

– Вы выяснили, чем она занималась?

– Работала на нефтяной платформе в Северном море. И вот еще что: уровень алкоголя в крови зашкаливает. Она пьющая дамочка…

Кирстен наизусть знала статистику. Число преступлений против личности – убийств – в Норвегии заметно ниже, чем в Швеции, в полтора раза ниже, чем во Франции, почти вдвое ниже, чем в Великобритании, и аж в семь раз ниже, чем в Штатах. Но даже в Норвегии, которая, по данным ООН, в числе стран с самым высоким уровнем человеческого развития, насилие коррелируется с образовательным цензом: всего 34 % убийц – безработные, 89 % – мужчины и 46 % совершили деликт в состоянии алкогольного опьянения.