Юлия Андреева. Галина Вишневская. Пиковая дама русской оперы
… Это небеса поют голосом Вишневской. О’Санчес
Пролог
Шел 1974 год, в аэропорту Шереметьево вокруг отъезжающего Ростроповича собрались его семья, друзья, ученики… Великий музыкант уезжал с разрешения властей в совершенно официальную двухгодичную командировку, но в то, что он когда-либо вернется, никто не верил. На самом деле вместе с ним должны были лететь жена Галина и две их дочери, Ольга[1] и Елена[2], но те решили немного задержаться: Ольга собиралась поступать в консерваторию, и Галина решила, что если дочка будет зачислена на курс, после можно будет пойти в деканат и взять длительный академический отпуск. Мало ли, как сложится эта поездка, что может произойти на чужбине с ними, могут и аварию подстроить – сколько таких случаев, а так по крайней мере девочка будет уже пристроена. Обстановка нервная, никто даже не думает шутить, какие там шутки. Да и Галина уже понимает: нужно было сразу всем уезжать, пока царь-государь генсек Брежнев дал отмашку приподнять ради них железный занавес. Пока милостивец соизволил разрешить. А что, коли сейчас он выпустит Ростроповича за границу, а ее с девчонками оставит здесь заложницами?
«Вокруг вертелись какие-то подозрительные типы в штатском, – рассказывает в своей книге Галина Вишневская. – Проводы были как похороны – все молча стоят и ждут. Время тянулось бесконечно… Вдруг Слава схватил меня за руку, глаза – полные слез, и потащил в таможенный зал.
– Не могу больше быть с ними, смотрят на меня как на покойника…»[3]
Не прощаясь уже ни с кем, Мстислав Леопольдович исчез за дверью. Галина повернулась, позвала собаку (вместе с Ростроповичем должен был лететь их шикарный ньюфаундленд Кузя), но тот вдруг, должно быть, прочувствовав сложность момента, отказался эмигрировать, разлегшись прямо на каменном полу и всем своим наглым аристократическим видом демонстрируя несогласие с решением хозяев. Ну что ты будешь с таким делать? Не на руках же девяносто килограммов нести?
Толпа расступилась, и прима Большого театра Галина Вишневская, подобрав подол дорогого платья, легла на полу рядом со своим псом, гладя того и тихо шепча на ушко, что сейчас он войдет в самолет вместе с хозяином, а через несколько месяцев она с девочками прилетит к ним. Что его никому не отдадут и, упаси боже, не бросят.
На самом деле в этой истории, наверное, больше всех пострадал все же недоверчивый Кузя, которого сразу же по прибытию забрали у хозяина и на целых полгода поместили за решетку в карантин. Мстислав Леопольдович все эти полгода навещал любимого пса, всячески утешая его.
Таможенник попросил Галину открыть чемодан, другой, деловито роясь в карманах Ростроповича, достал бумажник, вытащил из специального отделения написанные женой записочки, принялся читать. Мстислав хранил все письма, полученные от супруги, как величайшую драгоценность, всегда носил в нагрудном кармане у сердца; теперь в них бесцеремонно копался чужой человек.
«– Это что за коробки, почему так много?
– Мои награды».
Одну за другой таможенник открывал коробки с медалями и орденами: от Лондонского Королевского общества, от Лондонской филармонии, золотая медаль от Израиля, еще и еще золотые именные медали, иностранные ордена… отечественные: Государственной и Ленинской премии, медаль «За освоение целинных земель» и медаль «800 лет Москвы», что дали тогда всем москвичам.
С собой разрешили взять только две последние, а остальное нет. Это золото! Драгметаллы запрещены к вывозу.
«Славу всего затрясло:
– Золото? Это не золото, это моя кровь и жизнь, это мое искусство!. |
