— Если вторжение будет успешным и союзники вернут Францию, для нас с тобой все будет кончено, и ты это знаешь.

Она поморщилась, как от внезапной боли, и отпустила его руку.

— Разве?

Он знал, что ее муж убит на войне, а детей у них не было.

— У тебя есть хоть какие-то родственники? — спросил он.

— Родители умерли много лет назад. У меня есть сестра в Монреале.

— Наверное, стоит подумать, как отправить тебя туда.

Она покачала головой:

— Нет.

— Почему?

Она не смотрела ему в глаза.

— Я просто хочу, чтобы война закончилась, — пробормотала она.

— Нет, не хочешь.

Она продемонстрировала редкую вспышку раздражения.

— Конечно, хочу!

— Для тебя это несколько странно, — с легкой насмешкой сказал он.

— Ты ведь не думаешь, что война — это хорошо?

— Если бы не война, мы бы с тобой не встретились.

— Но ведь она приносит такие страдания!

— Я экзистенциалист. Война дает людям возможность стать такими, какие они есть в действительности: садисты превращаются в мучителей, психопаты — в бравых фронтовиков, головорезы и их жертвы получают возможность играть свои роли по полной программе, а шлюхи всегда заняты делом.

Она бросила на него сердитый взгляд.

— Мне предельно ясно дали понять, какую роль играю я.

Он погладил ее по нежной щеке и кончиком пальца коснулся губ.

— Ты куртизанка — причем очень хорошая.

Она отодвинула голову.

— Ты все это говоришь несерьезно. Ты импровизируешь — словно сидишь за пианино.

Он улыбнулся и кивнул — к ужасу своего отца, он немного умел играть джаз. Аналогия была точной. Вместо того чтобы выражать твердые убеждения, он экспериментировал с идеями.

— Может, ты и права.

Гнев Стефании сразу испарился, она стала печальной.

— Ты всерьез говорил о том, что мы расстанемся, если немцы уйдут из Франции?

Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Расслабившись, она положила голову ему на грудь. Поцеловав в голову, он погладил ее по волосам.

— Этого не случится, — сказал он.

— Ты уверен?

— Я это гарантирую.

Второй раз за день он давал обещание, которое, возможно, не смог бы выполнить.

В этот момент официант принес еду, и разговор прервался. Дитер слишком устал, чтобы испытывать сильное чувство голода, но он все же съел несколько ложек и выпил весь кофе. Затем он умылся и побрился, после чего сразу почувствовал себя лучше. Когда он застегивал чистую форменную рубашку, в дверь постучал лейтенант Гессе. Поцеловав Стефанию, Дитер вышел из номера.

Машина объехала улицу, движение по которой было перекрыто — ночью опять бомбили, и возле вокзала было разрушено несколько домов. Выехав из города, они направились в Сан-Сесиль.

Дитер сказал Роммелю, что допрос заключенных может дать ему возможность нанести ущерб Сопротивлению перед вторжением, однако Роммель, как и любой военачальник, принял возможность за обещание и теперь будет ждать результатов. К несчастью, любой допрос ничего не гарантировал. Умные заключенные рассказывали сказки, которые было невозможно проверить. Некоторым удавалось покончить жизнь самоубийством до того, как пытки становились невыносимыми. Если в этой группе Сопротивления конспирация была на высоте, каждый знал о других лишь самый минимум и не располагал ценной информацией. Что хуже всего, коварные союзники могли скормить им фальшивую информацию, с тем чтобы, когда они сломаются под пытками, подпольщики внесли свой вклад в заранее разработанный план по дезинформации.