Нескоро мне удалось подтянуть к груди колени. Я кое-как пополз туда, где валялось мое оружие. Тетива замокла, и из лука стрелять было нельзя, но копье могло пригодиться.

Прежде всего мне нужен был огонь. В лощине у реки я наломал с деревьев высохших нижних веток, наскреб сухой внутренней коры с поваленных стволов и сплел небольшой навес, чтобы прикрыть огонь от дождя.

Нашел кусок дерева, отколовшийся от рухнувшего ствола, своим каменным ножом выдолбил в нем ямку, а потом прорезал канавку от этой ямки к краю.

Растер в пальцах сухую кору, высыпал пыль в ямку, установил туда стрелу тупым концом, обмотал ее тетивой и, двигая лук взад-вперед, начал вертеть ее. Потребовалось несколько минут упорного труда, чтобы закурился дымок и затлела первая искра, я продолжал вертеть стрелу, а потом начал раздувать эту искру. Наконец вспыхнул огонек.

Бывают моменты, такие как сейчас, которые показывают человеку, как много могут означать самые простые вещи вроде еды и тепла. Мой костерок постепенно разгорался, и впервые за долгое время тепло начало пробираться в мои промерзшие, окоченевшие мускулы.

Все вокруг было мокрым. Мне нечем было прикрыть наготу, но костер немного согрел меня, стало лучше от одного сознания, что у меня есть огонь. Ноги снова были изодраны, хоть и не так страшно, как вначале, а следы доставшихся на мою долю ударов выступили у меня на шкуре здоровенными синяками…

Я скорчился у огня, мечтая о еде, о тепле, об одеяле.

Нечего было рассчитывать, что какая-нибудь зверушка вылезет сдуру из укрытия под дождь, оставалось или пережидать его, или поискать кореньев, но пока что ничего съедобного мне углядеть не удалось. Однако я достаточно уже пожил на свете и твердо знал, что вечно ничто не длится, даже неприятности. А те, кто думает иначе, только понапрасну терзают себя. В мире есть один неизменный закон — что нет в мире ничего неизменного, и тяготы, которые я переношу сегодня, — это только передышка перед удовольствиями, которые достанутся мне завтра, и эти удовольствия принесут мне еще больше радости, когда я стану вспоминать, что перенес…

Не такой я был человек, чтобы жаловаться на судьбу и случай. Человек встречается в жизни с голодом, жаждой и холодом, с хорошими временами и плохими, и первый шаг к тому, чтобы стать человеком, — научиться это понимать. В конце концов, у меня целы обе руки, обе ноги и оба глаза, а есть ведь люди, совершенно искалеченные. Беспокоило только, что я чувствовал себя нехорошо. Мне начало казаться, что все вокруг становится ненастоящим, что надвигается болезнь, и ощущение это действовало угнетающе.

Валяться больным одному, в лесу, в сырую и холодную погоду… от таких мыслей настроение не поднимется.

Внезапно меня пот прошиб, хоть погода стояла холодная и сыпался дождь; минуту назад я трясся от холода, а теперь меня просто заливало. Я зарылся в палые листья и сосновую хвою; мое счастье, что на этом месте они лежали толстым ковром.

Время от времени я высовывал наружу руку, чтобы подбросить в огонь веточку-другую, со страхом думая о той минуте, когда я спалю все подходящее вблизи и придется выбираться из нагретого гнезда и идти собирать хворост. Вокруг росли кусты ивняка, я обдирал с лозинок кору, выскребал луб и жевал его — он помогает от лихорадки.

Временами я вроде как проваливался куда-то. Помню, наступил момент, когда я подбросил в огонь пару тонких веточек, а потом добавил листьев, потому что больше кругом уже ничего не было.

Однажды мне показалось, что я слышу шаги приближающейся лошади, помнится, будто кто-то меня окликал… не знаю, ответил ли я. Голова стала легкая, будто плавала, во рту пересохло, и мне было холодно… холодно…

Приходилось мне слышать разговоры, что если сидишь в темной яме и смотришь вверх, то можно увидеть звезды даже днем.