Над крепостью раздался ее смех, и она исчезла в пучине вод. Рискуя свернуть шею, его тело подняли. Обезумевший от горя Таргорикс поклялся сам похоронить отрока в сердце Каргалвена. Копая могилу, он натолкнулся на скелет. Между его ребер притаилась гадюка. Спустя несколько часов, ночью, когда поднялась буря, он скончался в страшных мучениях, и людям показалось, что они услышали, как кричит, отлетая, его душа.
Озисмии выбрали новых правителей, которые обосновались внутри страны. Когда пришли карфагенцы, крепость покинули. Но земля, камни, вода все помнят.
Идем.
Форсквилис взяла Дахут за руку и повела ее через ров, сквозь бреши, по развалинам к дальнему кругу.
– Это будет долгая ночь, – сказала она. – Не торопи свою душу. Мы будем бродить вне времени.
Они сели на чахлую траву и скрестили ноги. Форсквилис подняла лицо к небу.
– Смотри ввысь, – сказала она. – Видишь, вон шаги Ориона. А вот и Дракон рядом с полярной звездой. Колесо небес крутится, крутится, крутится. Взбирайся на Большую Медведицу, Дахут, входи, преодолевай века.
Глаза и душа устремились в бесконечные глубины небес.
Луна взобралась выше. Колдунья тихо запела. Где‑то вдали гремели и клокотали волны.
– Единство. Все в одном и одно во всем. Видишь во сне тех, кто спит мертвым сном.
Земля тихо вздрагивает от мороза. Медленно катятся камни; наступает ночь, над ними будут сиять звезды. В ожидании весны дремлют семена. На севере мерцает полярная звезда – воспоминание о давних пожарах. Как колеса колесницы грохочут волны. Ветер вздыхает, ищет губы для поцелуя.
– Что тебе сказала ночь? Нет, мне не говори, скажи себе. Эйа, эйа, баалех ивони.
Начался отлив. Высоко в небе светила маленькая луна.
Форсквилис поднялась.
– Пусть сила войдет в нас, – сказала она. Дахут тоже встала, непоколебимая и изумленная.
– Подпевай в припеве, – приказала Форсквилис. – Я тебя учила.
– Я помню, – сказала Дахут. – О, я помню больше, чем знала прежде.
– Будь осторожна. Не останавливайся лишь на том, что приходит Оттуда. Но этой ночью ты должна была почувствовать власть. Теперь мы вместе вызовем ветер.
Над безмолвным миром полилась песня. Только внизу раздавался шум отступающего моря.
Преобразились звезды, поднялась луна. Бриз, который только что шелестел, начал усиливаться, пока тихо посвистывая, словно кто‑то играл на тростниковой дудочке. На западе у горизонта расплылся туман.
Форсквилис танцевала под луной. Сначала движения рук и тела напоминали низкие волны. Мелодия зазвучала громче и выше, стала похожа на крики чайки. Ее плащ развевался на ветру. Дахут стояла в стороне у куста шиповника, на фоне древних стен и неба выделялось ее белое платье. В конце каждой строфы она подхватывала:
«Боги вездесущие, богини, жизнь дающие, ваши кровные дети разбудят вас».
На западе поднялись тучи. Луна посеребрила их плечи. Мелодия зазвучала так, словно кто‑то играл на дудке, сделанной из кости мертвеца.
Форсквилис танцевала неистово. Надвигались тучи, проглатывая созвездие за созвездием. В лунном свете белели вспенившиеся волны. Они с рычанием, шипением и свистом обрушивались на скалы. На ветру колыхались звезды.
Форсквилис остановилась.
– Довольно, – сказал она усталым голосом. – Боги мстят тем, кто обманывает сам себя. Мы узнали, что ты рождена для власти. Идем домой.
– Нет, – раздраженно сказала Дахут, – позволь мне остаться здесь и посмотреть!
Форсквилис посмотрела на нее долгим взглядом. На ветру развевались и хлопали плащи.
– Как хочешь, – сказала Форсквилис. – Вернее, поступай так, как должна. |