Сдавив пальцами брелок, Злодей помянул детей какого-то Ллира с их сказками и принялся набирать номер.

Ответили ему быстро.

– Доброго вечера, сударь мой, – все так же мягко сказал он в трубку. – У меня для вас поручение…

Не прерывая разговора, Злодей вдруг глянул на Мишу, в его руке особенно ярко блеснул брелок, – Миша на миг зажмурился, не по-апрельски злобное солнце брызнуло в глаза, – и звук пропал. Словно выключили. Или набили в уши вату. Наверное, все же перегрелся с непривычки: шутка ли, шесть часов на солнце с непокрытой головой!

Помотав головой и потерев уши, Миша поднялся и снова взялся за пистолет: бак наполнился, еще немного – и бензин перельется через край.

Пока он исполнял ненавистные прямые обязанности, глухота прошла. Постепенно. Вернулся рев машин, зашваркала метла, что-то визгливо заорала готка – и когда она успела прибежать от ларька с четырьмя банками пива? Байкер ей что-то ответил, рычащее и матерное. Назревал скандал.

Без интереса глянув на переругивающуюся пару, Миша уселся обратно на ящик с песком и взялся за ручку. Теперь-то он точно напишет великий роман!

– Роман, говорите? – раздался голос Янковского, тут же сменившийся гнусным байкерским ржанием. – Етить твою налево, роман!..

Если байкер что-то и говорил дальше, Миша все равно не понял: все потонуло в реве стартующего дракона. То есть байка. И Миша решил считать, что ему пожелали удачи и сто тыщ тиражей. Ибо настоящий талант нельзя утаить! Вон даже байкер, и тот понял, что перед ним – гений! Это вам не таджикский дворник, эх, да ну его…

Плюнув на чисто подметенный асфальт, Миша Шпильман принялся увлеченно строчить в тетрадке.

Лиля

Лиля заморгала, прищурилась – виски сдавило, к горлу подкатила тошнота. Как и в прошлый раз.

Над ней наклонилось белое пятно: куратор, сейчас отлепит датчики и поможет выйти из камеры. Еще про коктейль напомнит.

Ухватилась за поданную руку, сначала села – голова закружилась. Сколько она в этот раз пролежала?

Сутки, двое?.. Неважно. Надо вставать. Перекинула ноги через бортик, сползла на пол. Одернула задравшийся халатик.

Над ухом кашлянул куратор, сразу поймал за руку, уколол палец – экспресс-анализ крови. Потом заглянул в глаза, проверил реакцию зрачков, кивнул, что-то записал в планшет.

– Голова не болит? Судорог нет?

Она отрицательно хмыкнула, в горле было сухо и больно, должно быть, лежала не меньше суток.

– Вот и хорошо, вот и ладно. Дотронься указательным пальцем до носа, умница. Теперь другим, ага…

Он снова что-то отметил в планшете и взял Лилю за запястье, считать пульс. А она, наконец, смогла толком сфокусировать зрение и прочитать надпись на бейджике: Дубовицкий Михаил Васильевич. ИЦ «Дорога домой». Потом подняла глаза на самого куратора, блеклого блондина лет сорока с незапоминающимся лицом и удивительно яркими сине-зелеными глазами, в точности того же цвета, что вделанные в изголовье камеры – полупрозрачные, крупные, не меньше ладони. Что-то эти кристаллы такое напоминали, где-то она такие уже видела… Нет, не вспомнить, и голова кружится.