Один из наемников выступил вперед, и Гамилькар дал ему разрешение говорить. Человек объяснил на отрывистой латыни, что он и его спутники теперь, после того как долгое время служили Гамилькару, должны быть выданы римлянам. Тогда они будут убиты — их распнут на крестах. Рабы, которые не имели права говорить, просто пали ниц. Над их головами разнесся трубный голос великана-ливийца, с такой силой откинувшего голову назад, что зазвенели его серьги. Признанный лидер африканцев, он был всеобщим любимцем и часто пользовался этим.

Гамилькар кивнул и простер к ливийцу руку. В диадеме, которая венчала его головную повязку, сиял, сверкая на Солнце во время его речи, редкий изумруд. Он выслушал их, сказал Гамилькар, и даст им всем ответ на третье утро.

Как и обещал, Гамилькар появился у ворот на третье утро, после жертвоприношения. Он свел свои сильные руки вместе, потом развел их в стороны и сказал слушателям следующее: был заключен справедливый и длительный мир. Никто из дезертиров и никто из беглых рабов не будет выдан. Всех их отвезут в Карфаген, который ими владеет. Поскольку его собственные командные функции закончились с наступлением мира, Гамилькар, не дожидаясь восторженных криков пораженных слушателей, вернулся в свой дом.

Итак, после трех лет блокады гарнизон горы Эрик спустился к стоявшим в ожидании судам. Люди не проявляли радости, покидая свои жилища. Они были истощены голодом и несли с собой мало трофеев. На кораблях они коротали время, подсчитывая, сколько им задолжали карфагенские магнаты. Недовольство наемников вылилось в бунт, который вызвал мятеж рабов и перерос в беспощадную гражданскую войну, изменившую планы их господина Гамилькара и хозяев Карфагена.

Все это могло оставить лишь легкий след в памяти юного Ганнибала, который едва ли понимал, что происходит. К тому же он попал с корабля в свой роскошный дом. Это был дворец в большом городе, где он стал жить со своими сестрами и младшими братьями, где его ждали домашние учителя и слуги готовы были откликнуться на его зов. Но он не забывал тот лагерь, в котором умудрялись существовать вооруженные люди.

Владыка морей

Возраст Нового Города насчитывал к тому времени пять веков. Изначально бывший промежуточным портом финикийцев на пути в Испанию, он продолжал хранить следы своего происхождения. В конце узкого полуострова, вдававшегося в залив Тунис напротив острых вершин Священной горы, за четырехсотфутовым каменным молом образовалась гавань. Здесь, у широких причалов, укрывались от опасных северо-западных ветров суда. Холмы на перешейке полуострова защищали гавань Карфагена от подхода к ней со стороны материка.

Вторая, внутренняя, гавань была сооружена для военных кораблей. Круглая, как колодец, она была окружена высоким портиком, за которым могли укрыться около 200 галер. Каждый причал был оборудован мраморными стойками для швартовки судов. На острове, имеющем форму ступицы колеса, размещалось административное здание адмиралтейства. Отсюда, с высокой башни, напоминающей маяк Фарос в миниатюре, открывалась панорама моря. Башня выполняла также роль сигнальной. За круглым портиком в запертых складских помещениях хранились лес, снасти, оружие и военное снаряжение. Хотя Карфаген не обладал больше таким военно-морским флотом, как в то столетие, когда он был владыкой западного моря, все необходимое для такого флота хранилось на складах. Защитная стена препятствовала тому, чтобы посторонние люди могли выведать секреты внутренней запасной гавани.

Широкий путь вел к древней цитадели — холму Бирса. Этот холм, высотой около 200 футов, площадью чуть ли не равной половине площади афинского Акрополя, был теперь почти целиком отдан великим храмам Танит, матери Земли, Эшмуна Целителя — Эскулапа у греков — и Мелькарта.