— Тише! — нетерпеливо одернула ее Шарлотта. — Мы сейчас вернемся на базар и спросим дорогу.

— Но ведь мы не знаем языка, — с доводящей до бешенства педантичностью напомнила ей Беттина.

— Ну, тогда мы просто начнем искать сначала и будем проверять одну улицу за другой, пока не найдем нужную, — отвечала Шарлотта, однако в ее словах было гораздо больше уверенности, чем в мыслях.

Беттину охватила паника.

— Я не должна была тебя слушать! — гневно вскричала она. — Я ведь знала, что, если не послушаем папа, случится нечто ужасное, и я была права!

Шарлотта прикусила нижнюю губу, чтобы не нагрубить Беттине. Овладев собой, она нарочито терпеливо возразила:

— Мы прекрасно вернемся домой, я тебе обещаю. Только ты, Беттина, должна успокоиться.

Ее юная компаньонка всхлипнула и оглядела пустынную улицу. Тишина показалась жучкой, особенно после возбужденной толчеи на базаре.

Постаравшись взять себя в руки, Беттина весьма деловито предупредила:

— Если нас похитят и заставят жить в гареме, я отравлюсь.

Эта фраза непременно рассмешила бы Шарлотту, не будь их положение столь серьезным. Они действительно подвергались реальной опасности, оказавшись без сопровождения на улицах города, где нравы столь разительно не схожи с европейскими.

Итак, им ничего не оставалось, как вернуться на базар, постараться найти там мистера Треваррена и предоставить ему возможность спасти ее во второй раз. Это будет, конечно, неслыханным унижением, тем более что он в этот момент наверняка занят с танцовщицей — если он вообще до сих пор задержался на базаре, — но у Шарлотты не было выбора. Дело не только в том, что все эти десять лет она хранила в душе era образ. Возможно, лишь он один из всей рыночной толпы способен объясняться по-английски. Она взяла под руку Беттину.

— Идем же. Вот увидишь, мы окажемся на месте, попивая чаек с шоколадом, еще до того, как нас успеют хватиться твои папенька и маменька.

Рыночную площадь, до этого наводненную птичьими клетками, теперь заполонили торговцы ишаками. Шарлотта протолкалась на возвышение и старалась в людском море высмотреть непокрытую, против местных обычаев, голову мистера Треваррена. Но его и след простыл. Беттина сдавленно рыдала, что вызвало у Шарлотты новую вспышку гнева.

В этот момент их сжало в водовороте толпы, и вдруг на лицо Шарлотты опустилась грязная, пропитанная каким-то вонючим снадобьем тряпка и кто-то прижал ее руки к бокам. Она успела услышать истерический визг Беттины, но тут все закружилось у нее перед глазами, земля ушла из-под ног и она очутилась в какой-то темной бесконечной бездне.

Обхватив руками расшитый лиф танцовщицы, Патрик Треваррен приподнял ее и посадил на помост. В припадке особой щедрости он поощрил ее ухмылкой и украдкой сунутой монетой, и в этот самый миг плотную атмосферу базара пронзил душераздирающий женский визг.

Как и во всем арабском мире, в Рице женщина была всего лишь предметом торговли. Однако Патрик родился в Бостоне, а образование получил в Англии. Результатом этого явились некоторые рыцарские черты характера, бывшие помехой в ею нынешнем окружении. Понимая, что, скорее всего, он делает ошибку, реагируя на дамскую истерику, он не смог не попытаться выяснить, кто и почему кричал.

Он протиснулся сквозь толпу и обнаружил одну из тех дам-иностранок, которых заметил ранее. Паранджа соскользнула с ее лица, и по гундосому произношению тех слов, которые можно было разобрать сквозь непрерывные причитания, он определил в ней американку.

Разгневанный, он схватил ее за плечи и как следует встряхнул.

— Прекратите это нытье и скажите толком, что с вами случилось!

Заинтересованные арабы слегка раздались в стороны.