Рашид подозрительно оглядел ее, прищурив глаза, но ничего не сказал о ее распущенности, а лишь молча повел из гарема через бесконечные переходы и залы, пока не остановился у дверей в покои Халифа. Он слегка поклонился, развернулся и ушел.

Шарлотта не сразу открыла дверь, несколько минут борясь со своим гневом. У нее накопилось немало претензий к Патрику Треваррену, и начать она намеревалась с того факта, что он связал ее и запер в отхожем месте. Передернув плечами и повыше подняв голову, она шагнула за порог.

Халиф лежал на софе, обложенный подушками и одеялами, укрывавшими нижнюю часть туловища. Его обнаженный торс носил следы кнута и ожогов, а каждый палец Кохран перевязал и уложил в лубки по отдельности. Под закрытыми глазами султана лежали глубокие тени, и даже с этого конца комнаты Шарлотта видела, как тяжело дается ему каждый вдох.

Патрик стоял в нише одного из окон, повернувшись к Шарлотте спиной. Плечи его, как всегда, прямые, словно окаменели под изодранной, залитой кровью рубашкой.

Перед лицом видимых страданий Халифа и старательно скрываемых — Патрика, Шарлотта мгновенно забыла о собственных бедах. Взволнованная, она подошла сначала к Патрику, стараясь заглянуть ему в глаза. Выражение его лица было непроницаемым и мрачным.

— Ты ранен? — спросила она. Он вздрогнул, как от прикосновения. Оказалось, капитан до сих пор не заметил, что она вошла в комнату. Его лицо покрывали ссадины, а в волосах и на рубашке запеклась кровь.

— Я потерял двоих. Одному из них было всего девятнадцать лет.

Шарлотта прижалась лбом к его плечу и обняла его.

— Мне очень жаль, Патрик. — Она тихо постояла несколько минут, как бы стараясь перелить часть его отчаяния в себя — разделенное горе переносится легче. — А что Халиф? Он выживет? — наконец решилась она спросить.

Патрик обернулся и взглянул на друга.

— Да, думаю, выживет. Бог мой, Шарлотта, если бы ты знала, что этот выродок с ним сотворил…

Шарлотта уже могла сделать об этом свои выводы, увидев следы ожогов и лубки на пальцах Халифа, но она позволила Патрику выговориться до конца, ведь сжигавшая его ярость требовала выхода и могла даже довести до безумия, не поделись он с кем-нибудь сию же минуту. Она лишь беззвучно рыдала, слушая его ужасный рассказ.

— Тебе необходимо отдохнуть. — Она погладила его по щеке. — Ты совсем вымогался.

Взгляд его скользнул по беспомощной фигуре Халифа.

— Кто-то должен дежурить возле него. Кохран подежурит, — мягко возразила Шарлотта, тихонько беря его за руку и подводя к ближайшей кушетке. — И я тоже буду здесь. — Она начала расстегивать его рваную рубашку. — Если ты зачем-то понадобишься Халифу, я тебя сразу же разбужу.

Синие глаза Патрика потемнели от горя и накопившейся усталости. Искривившая его губы улыбка была столь мимолетной, столь жалкой, что у Шарлотты чуть не разорвалось сердце.

— Ну почему я не перестаю удивляться тому, что один человек может сделать с другим, которого он зовет своим братом? — с тихим отчаянием проговорил он.

Слезы подступили к глазам Шарлотты, но перед Патриком она сдержалась. Она лишь нежно обняла его и усадила на край кушетки.

— Ты забыл, что не все так уж плохо, — возразила она, становясь на колени и снимая с него сапоги.

— О чем ты? — хрипло спросил он.

— Принцы остались живы. — Она толком не следила за тем, что говорит, а лишь старалась не молчать. — И Халиф поправится и снова будет править королевством. А мы отправимся в Испанию и приведем в порядок «Чародейку». И поплывем на твой остров. А уж там, наверное, я смогу родить ребенка.