Друзья так и замерли.

— Времени на раздумья нет! У него правило: предлагать товар один раз. Чаша уникальная, изумруды чистой воды, ни единого пятнышка. Стоимость восемнадцать штук долларов. Если средства позволяют и есть желание, он будет ждать меня в сквере у Большого театра ровно в два часа дня. Я согласилась! закончила Лия и облегченно перевела дух.

— Дура набитая! — выкрикнул Серегин. — Мы же тебя подставим! Вздумай этого хрыча пробросить! — Задев угол стола, он вскочил, налетел на стол, заметался по кухне. — Сразу станет понятно, что ты — наводчица!

На ресницах девушки повисли слезинки.

— Распишут ее, командир! — перешел на свистящий шепот Николай. Возьмем гоп-стопом гражданина Федора Владимировича, чашку Голубеву вернем, а Лийку порешат!

Ой, какая же ты дебилка! — запричитал Серегин, приложив ладони к вискам. — Чего расселась, Мата Хари, налей нам коньяка! Слушай, может, нам понаблюдать за этим ювелиром?.. Нет! — отверг свое же предложение Николай. Без машины никак нельзя.

Святой ничего не отвечал и сосредоточенно размышлял: «Коля прав, нахрапом ювелира брать нельзя! Загубим девчонку. Стукануть милиции — эффект будет тот же. Подозрение падет на Лию. Думай, Святой… Думай!»

Неожиданно его осенило:

— Коля, у тебя телефон Скуридина есть?

Серегин поперхнулся коньяком:

— Кого?

— Скуридина, — повторил Святой.

— Восемнадцать тысяч у этой сучары вымаливать будешь?

— А хотя бы… Не дрейфь… — с деланным оптимизмом произнес Святой. Проверим ювелира, посмотрим чашу…

Обещаю, со Скуридиным буду рассчитываться я.

— Каким образом? В бригаду киллером наймешься? Наш безупречный командир серийными убийствами будет отрабатывать долг! — У Николая сдали нервы. Его привязанность к Лии оказалась сильнее, чем он сам думал.

Разрываясь между честью, словом, данным товарищу по оружию, и любовью, Серегин искал выход из безвыходного положения, тыкался в поисках черной кошки в темной комнате.

Раздалась барабанная дробь зубов о край стакана. Николай вливал в себя лошадиные дозы коньяка и разглагольствовал:

— Давай завалим ювелира как лося. А потом смоемся к едрене фене…

— Куда? — механически переспросил Святой.

— Да к черту на кулички! В Иностранный легион завербуемся! Научимся лягушек жрать, дамам «пардон» говорить и будем плевать на все с Эйфелевой башни! Тебе парижанку сосватаем! — В руке Николая хрустнул стакан, между пальцами показалась струйка крови. — Можно в Сербию податься, браткам-славянам «духов» помогать глушить. Опыт у нас богатый… Сербы дома нашим дают с видом на Адриатическое море! Представляешь, командир, ты под зонтиком в шезлонге развалился, на голове белая панама, элегантные опять же шорты, кругом стройные креолки цвета шоколада, и сигара в пасти дымится. Серегин пьяно хихикнул, погрозив кому-то невидимому порезанным пальцем. Нас в параше не утопишь! Солдаты отдельного разведывательного батальона специального назначения не из такого дерьма чистыми выплывали! Едем к Большому… — Он вскочил, балансируя на нетвердых ногах. — Будет им и опера, и танец маленьких лебедей под аккомпанемент «АКСа».

— Налей воды в ванну погорячее! — попросил Святой Лию. — Пусть Коля отмокает, а сама ложись спать. Я им займусь, не волнуйся.

Девушка попыталась что-то сказать, но он не терпящим возражений тоном остановил ее:

— Иди, пожалуйста! Мне надо побыть одному.

Святой проводил Лию взглядом.