Человек я одинокий, нет у меня ни отца, ни матери — и не надо мне их, ну их к черту! А позовут меня документы брать, лягу я в канцелярии животом на пол и умру, а бумаг не коснусь. Умру честной смертью, как храбрый солдат. Ишь как Козлик орет — тоже, дирижер! Вон он какой у меня — а какой красивый-то, а?
Гриневич. Ну, я пойду.
Онуфрий. Ну, пойди, пойди, повеселись. Это что за гимназисточка была с тобою? Ничего, хорошенькая. Потанцуй с ней, потанцуй, но только помни, Гринюша: любовь вредное чувство. Ну иди, иди!
Гриневич уходит, Онуфрий мечтательно пьет.
Кочетов. Шестьсот пятьдесят. Да в той кучке… да еще за шампанское…
Онуфрий. Эй, Блоха, да иди, выпей! Я умираю в корчах одиночества.
Блохин (подходит, деловито пьет). Не мешай, сейчас сосчитаем.
Онуфрий. Какой скупой рыцарь. Я шучу; считай, считай, Сережа, ты у меня умница, математик, Пифагор.
Влетает в мазурке с гимназисткой Козлов — возбужден, весел, на груди кроме бантика цветы. Делает два-три па и наскоро наливает рюмку коньяку.
Козлов. Блаженствуешь, Онуша?
Онуфрий. Блаженствую, Козлик.
Гимназистка. Отчего вы не танцуете, Онуфрий Николаевич?
Онуфрий. Не умею. И вообще философы не танцуют, им дай Бог и так с мыслями собраться.
Гимназистка. Ну, пойдемте туда, там весело! Александр Модестович, ведите его! Ну, кадриль.
Козлов. Не пойдет.
Онуфрий. Нет! По природе я натура созерцательная, а кадриль требует памяти и напряжения мышц. Мне отсюда, как астроному, все видно, я даже могу предсказывать. Хотите?
Гимназистка. Ну, предскажите, предскажите. Это интересно!
Онуфрий. Хорошо. В воскресенье вы назначите Козлову свидание на Болховской улице. Верно?
Гимназистка. Ну, ну! Идемте, Александр Модестович.
Танцуя, удаляются, в дверях чуть не столкнувшись со Старым Студентом. Он как будто помолодел, не то кажется таким в атмосфере бала. Очень печален. Останавливается у стола, где Онуфрий, молчит.
Онуфрий. А, это ты, дядя! Что ты так мрачен? Приободрись!
Ст. студент. Отчего не идешь в залу? Там танцуют.
Онуфрий. Я за делом. А ты отчего не идешь?
Ст. студент. На меня все смотрят, неприятно. Я и то почти все время на хорах сижу.
Онуфрий. Еще бы не смотреть, — этакий рыцарь печального образа! Ты не печалься, это портит цвет лица и насыщает воздух микробами. Воспрянь! Собери все силы твоего ума и пойми, что танцы — тоже факт!
Ст. студент. От этого я и печален, Онуфрий. Да, факт!
Его оттесняют от Онуфрия с шумом и смехом вошедшие студенты.
Петровский (громко, с притворным испугом). Онуфрий! Иди, тебя зовут!
Онуфрий (вставая). Кто?!
Петровский. Вице-губернаторша!.. Выпить с тобою хочет, по всей зале ищет.
Онуфрий (садясь). Пошел ты к черту! Вице-губернаторша! И как можно счастливому человеку говорить такие вещи. А разве еще не уехали?
Студент. Губернатор давно уехал, его Козлик с Петровским провожали. Говорит, что очень доволен вечером.
Студ. — техник. Благодарил! Дай-ка папироску.
Петровский. Братцы, нельзя так много народу пускать, ей-Богу! Танцевать невозможно, толкутся как мухи на солнце! Ей-Богу!
Студент. А тебе-то что? Ты не танцуешь, ты при властях состоишь.
Петровский. А здорово он за Диной ухаживал, ей-Богу!
Костик (подходя и расправляя плечи). Кто? Эх, опять, черт, со счету сбились. Блоха путает, все новые карманы открывает. Кто ухаживает? Дай-ка рюмочку, Онуша.
Петровский. Губернатор. Цветы ей поднес, ей-Богу! Тенор сияет, как медный таз на солнце.
Онуфрий. Выпей, выпей, Костя, заработал. Ну как: хорошо идет счет? Хорошо… Я так и думал, что хорошо. Блоха ли уж не поддержит, Блоха не выдаст, я ее знаю!
Костик (пьет). Путает твоя Блоха. |