Почти бесшумно погружались в воду весла. Шли еле-еле, руководствуясь не столько зрением, сколько интуицией.

    В свете ущербной луны постепенно разглядели едва видимые силуэты стоящих на якорях кораблей. Определились окончательно, приблизились еще, и Сорокин шепнул:

    – Все. Суши весла.

    Операция вступала в решающую фазу.

    Нет, можно было бы рискнуть. Шансы подобраться к брандеру на шлюпке были. Но время военное, вахта должна нестись внимательно. И пусть еще не изобретены прожектора, вдруг заметят, и тогда преимущество будет у тех, кто укрыт высокими бортами кораблей. Уверенное такое преимущество.

    Едва слышные всплески. Дальше заранее решено было двигаться вплавь. Боевые пловцы пока неизвестны. Обнаружить над водой три головы гораздо труднее, чем лодку. Не говоря о том, что сообщение на шлюпках ночью прерывается даже для своих, и заметившие немедленно заподозрят неладное.

    Плыли фактически налегке. Пара ножей у каждого, в непроницаемом мешочке огниво, да вокруг головы Сорокина намотан тюрбан с заранее изготовленным аналогом бикфордова шнура. Фитиль – вещь известная едва ли не с изобретения пороха.

    Вода была теплой. Волнение – небольшим. Плылось довольно легко. Если что несколько нервировало Кабанова и Ширяева, то только темнота. Сорокин-то был привычным к ночным заплывам, а тут плывешь и неосознанно думаешь: вдруг взял не то направление и так и будешь удаляться от шлюпки невесть куда. В перспективе – на дно. До берега неблизко…

    Потом в свете ущербной луны возникла темная громада. Потихоньку оформилась в силуэт корабля. И вот наконец над головами пловцов навис борт.

    Брандер стоял на якоре. С кормы свисал какой-то канат, явно не слишком нужный, позабытый.

    Аккуратнее надо быть, аккуратнее. В противном случае…

    Пловцы разделились. Командор отправился к канату, двое других – к якор